Любезный читатель!
Дерзая в наших виршах подражать лучшим отечественным баснописцам, мы вознамерились сжечь рукописи с набросками второй части Нового патерика.
Злые языки говорят, что именно так поступил великий писатель народов Гога и Магога, который поведал в своем дневнике:
“Я хотел, чтобы они плакали над собой, но они смеялись над другими”.
Когда эта мысль пронзила нас, печаль наполнила наше сердце.
Но исцелили нашу мерность слова иного пророка народов Гога и Магога: “рукописи не горят”.
К тому же, явившийся нам в тонком сне пророк Господень Иеремия сказал: “не говори: «я молод»; ибо ко всем, к кому пошлю тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь. Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать” (Иер 1.7,10).
Не смея перечить воле Божией, мы со смирением предлагаем твоему вниманию, о боголюбивый читатель N-ской епархии, второй том изумительных сказаний о досточтимых отцах.
***
Один батюшка любил сбивать людей на машине. Для храбрости перед этим он напивался до чёртиков и отправлялся на охоту.
Узнав что, патриарх “народов моря” разрешает второбрачие для пресвитеров, сын этого древнего народа, оставив жену, детей и одежду, голым бежал в иной град. Говорят, что вопреки древним канонам, он сожительствовал с юной диакониссой, но вынужденно скрывал это от полноты церковной.
Духовно же овдовев во второй раз, он часто возвращался с треб непотребен.
***
Один батюшка был лилипутом. Правда очень красивым и богатым лилипутом. Будучи отпрыском древнего самарянского рода N-ской епархии, он служил в самом доходном храме царствующего града. Как говорили злые языки, батюшка каждый месяц лично отвозил в поместье архипастыря нешвенный мешок, дОверху набитый церковными пенезями. Когда же по попущению Божию случилась война между Гогом и Магогом, батюшка не пал духом, “просаживая дело Божие”, как некоторые пресвитеры, но явился путеводной звездой для разного рода волхвов, меценатов и доброхотов, приносящих дАры своя. Хитоны, срАчицы, сандалии и всевозможные воскрилия он тоннами спроваживал для пострадавших от всадников Апокалипсиса. В свободное от тьмочисленных послушаний время батюшка любил, подражая неграмотным апостолам, ловить рыбу и петь Богу “Аллилуйя”.
***
Один батюшка был живодером. Работал он, правда, не на скотобойне, а в ковчеге спасения — в знаковом храме N-ской епархии. На исповеди он с каждой женщины буквально сдирал кожу, подробно расспрашивая её про былое, включая тонкости куколдинга, шибари, свингер-пати, зоофилии, пассивной некрофилии и прочего ужаса. Архиерей лету тому запрещал дивному ритору декламировать неприличные хвалитны собственного сочинения, но наш батюшка утешался распространением самиздата про обезжиренных младенцев и услаждался тайнами исповеди. После смерти, оказавшись в Царствии Небесном, он в своей келье обнаружил клетку с совокупляющимися пасхальными кроликами.
***
Один батюшка истово любил блудниц, впрочем, как и все самаряне. То есть как любил… Любить-то он любил и правящего архиерея, и (иногда) свою несчастную матушку, а блудниц так… просто пользовал. Ему было по нраву рассказывать об этом в алтаре изумленным собратьям, укрепляя их в вере. Будучи знатоком Писаний, батюшка всегда повторял, что “мытари и блудницы идут впереди вас в Царство Божие”.
Говорят, что женщины сами платили ему за сей краткий опыт познания, но злые языки утверждали, что вавилонских блудниц ему тайнообразующе привозили парамонарии и типодиаконы. В свободное от безделья время он любил составлять маршрутные карты с запутанными передвижениями клириков во время богослужения архиерея лету тому.
***
Один батюшка был пиратом. Но не потому, что любил море и был одноногим, скорее, из любви к попугаям и сокровищам. Его так и называли: “хранитель скифских ценностей”. А еще он любил торговать главами Иоанна Предтечи, которых, как известно, во всем мире было всего девять штук.
Театр он не любил, ибо был монахом, но театральные жесты и костюмы Шрека ценил и часто ими пользовался. В свободное от виртуальных послушаний время он уединялся в своей келье и играл сам с собой в куклы.
***
Один батюшка был винопийцей-богословом. Несчастливый архиерей лету тому многочастне и многообразне глаголал ему: “Была б тебе, отец, и митра, кабы не пол-литра”.
Батюшка ведал, что “во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь”, посему он старался никогда не читать Библию, чтобы не скорбеть. Но при этом очень любил шмеманов, сурожских и прочих меендорфов. В свободное от медитаций время батюшка целовал пасхальные яйца Фаберже, подаренные ему в разные годы правящим деспотом N-ской епархии.
***
Один батюшка был бессребреником. Колесницы у него не было, поэтому до очередного места служения он добирался на трамвае или маршрутке, поражая спутников ветхостью своей заштопанной рясы. Лжебратья-священники за глаза называли этого батюшку безблагодатным, то есть “неприятным”, а архиерей лету тому был убежден, что батюшка сей был просто профнепригоден. Матушка у этого батюшки была, пожалуй, самой грубой православной женщиной безрадостной N-ской епархии. Поговаривали, что супруга своего она порой колотила, но на самом деле из-за вечных материальных проблем она пребывала в постоянном состоянии тревоги и апатии. Этот странный батюшка даже вне поста питался листьями подорожника и панихидными печеньями и конфетами. Порой по молитвам этого юродивого пресвитера глухие начинали слышать, слепые видеть, а мертвые — воскресать.
***
Один батюшка был маньяком (но далеко не сексуальным, как могли подумать некоторые, а просто одержимым). Этот сумасброд давно жаждал, чтобы его разоблачили. В конце времен он сам себя разоблачил, хотя и совсем не вовремя для многих в тихой N-ской епархии.
В допотопное время он входил в сонм ученых раввинов местной семинарии.
Мню, что все книги кожаные в пределах N-ской епархии (такожде и дипломы неции и курсовые работы будущих пастырей) были написаны сим ренегатом. Ближайших учеников у него было двенадцать по числу месяцев года, а поклонников и восторженных ротозеев вообще было под семьдесят человек, не считая женщин и детей. Когда же в страхе все ученики “оставив его, бежали”, рядом с ним остались одни мироносицы. Говорят, что он, как Иисус, умер и воскрес. Но “явился по воскресении многим” уже где-то в Европе. Как и Иисуса, его называли другом блудников и пьяниц. Пишут также неции, что он любил пить водку, спаивать и насиловать семинаристов у себя на даче и в бане. Но, по правде говоря, водку он не любил, юношей не насиловал; ни бани, ни дачи у него не было, однако… как говорят в Богом забытой N-ской епархии, “дыма без огня не бывает”. Перед своей духовной смертью он пытался предупредить местного игемона, что тяжелый грех падет на весь род сей, но игемон, пропяв его, предал на поругание толпе. После запрета в служении батюшке являлся ангел Господень и укреплял его.
***
Один батюшка был гетеросексуалом. Вернее, он очень старался им оставаться. Ведь с того дня, когда он из нехитрого набора сексуальных ориентаций и гендеров свободно и непринужденно выбрал гетеросексуальность, прошло немало лет.
С приходом нового архиерея батюшка начал замечать, как трудно ему стало выживать в N-ской епархии. Перешедшие на другую сторону Луны юноши стремительно поднимались по кадровой лестнице. Алтарники, которые раньше подавали батюшке кадило, становились благочинными, бездари и проходимцы занимали доходные места в церковных структурах. И даже сторож его прихода стал личным секретарем епископа. А поскольку выбор сексуальной ориентации в церковных кругах рассматривался как абсолютно свободное дело, батюшка усердно боролся с бесовскими помыслами поискать счастья в этом огороде. И матушка, и многочисленные любовницы поддерживали нашего батюшку-неудачника в его стремлении “спасаться от рода сего развращенного” (Деян 2.40). Но “дым мучения его восходил во веки веков” (Откр 14.11).
Продолжение следует…
