Это уже четвертое послание пишу к вам, возлюбленные; в них напоминанием возбуждаю ваш чистый смысл. Ибо так написано в книгах Сираха: “не пренебрегай повестью мудрых и упражняйся в притчах их”.
Прежде всего знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели, отвергающие притчи и ганания. Оттого познаём, что наступили последние времена.
Впрочем близок всему конец.
Посему угодно нашему Боголюбию вслед за малыми лжепророками укорять N-ские города, в которых сугубо были явлены хохмические персонажи, за то, что они не покаялись:
“С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья”.
Правда, их каменья в наш безбожный огород не долетали, а вот грязь на руках “наглых ругателей” пребывала ныне и присно.
Про таковых N-ских злословцев и псоглавцев во ужасе вопиял и древний Силоамский пророк:
“N-тяне присно лживи, злии зверие, утробы праздныя”.
Свидетельство сие истинно есть, ибо им не по душе обилие скверных персонажей в духоносных виршах и что кроткие агнцы Божии в наших частушках представлены яко же не бывшии. Паче же всего порождения ехиднова вопиют, что не способны разгадать притчи и ганания (исперва).
Не многим пресвитерам луноликой N-ской епархии дано знать тайны хохмического Царствия. Прочих же питаем духовным млеком через притчи, дабы имели общение между собой.
Как говаривал во время своих страданий святой мученик Транквиллин, споры среди верующих не утихают. N-ская епархия стала напоминать восточный базар, где торговки и товарки бесконечно полемизируют о том:
- кто есть моавитяне, а кто самаряне?
- войдут ли халдеи в Царствие Божие?
- может ли грязный булгарин быть церковным судьей?
- любят ли моавитяне друг друга и как часто?
- плачет или смеется (либо то и другое одновременно) архиерей лету тому, читая сии дивные вирши?
Впрочем, о мой любезный и пытливый читатель, будем и мы вкупе с тобою, по слову божественного апостола, оставлять задняя и простираться вперед.
Неблагодатным же хулителям богодухновенных текстов, коим не по нраву наше погружение в Авгиевы конюшни N-ской епархии, мы ответим: «Солнце тоже заглядывает в помойные ямы, но от этого не оскверняется».
Посему и мы будем дождить на праведныя и неправедныя.
***
Один батюшка очень любил церковные книги: канон Андрея Критского, молитвы ко причащению и Номоканон при Большом Требнике. Из них он впервые в жизни узнал про экзотический способ поцелуя, “язык в рот воткнув жене или другу”, про взаимную мастурбацию, петтинг, растление детей, истицание в бедра и стегноблудие, а также про “грех содомский, если с женою лежать и в афедрон блудить”. Однако, этого ему было недостаточно для стяжания плодов покаяния, смиренномудрия и даров Духа Святаго.
Наш батюшка принялся штудировать монографии церковных и светских ученых о покаянной практике в Древней Руси. Пред его изумленным взором проносились видения, как в староглиняные времена иноки и инокини грешили птицеложеством и скверноядением, как мужи в женском портище ходили, а жены в мужском.
Ничего не попишешь… “Всякия кончины видех конец” наш батюшка. Нежданно-негаданно, по неизреченному промыслу Божию он вычитал, что игры и забавы — тоже грех. Ведь если с “кумом или с ближним играть до семени”, то придется “40 дней сухо есть”. А если друзья “пересекали струи, когда мочились, — 12 дней сухо есть”. “Если в свою руку блудил или в чужую — 3 месяца епитимьи”.
Тут-то наш герой окончательно повредился.
В период цветения душевной болезни он непрестанно вопиял: “беги, душа моя, от пламени греха; как Лот; беги от Содома и Гоморры; беги от огня всякого безрассудного пожелания”.
Изящно сочетая в себе манию величия и бред самообвинения, он даже на занятиях в воскресной школе повергал в шок младенцев и отроков, сообщая, как он “всяк грех содеях, всякую нечистоту вложих в душу свою”.
Родители и духовные опекуны несчастных воспитанников начинали подозревать неладное и неспешно уходили со своими исчадиями восвояси.
Вопреки распространившейся версии об одержимости бесами, батюшку наконец-то увезли на белой карете в психиатрическую клинику. С его появлением в палатах распространилась сильнейшая воня благоухания духовнаго.
В сей лечебнице не обреталось никаких церковных книг, а с нашего героя сняли два наперсных креста, один нательный крестик и вырвали черный пластиковый крестик и свечку из судорожно сжатых рук.
Также отобрали:
- пятилитровку прошлогодней крещенской воды;
- вонючую ладанку;
- пояс Богородицы, сплетенный из конских волос, носимый им на чреслах
- и замызганную бумажку с молитвой по соглашению.
Спустя три дня безбожной терапии гуманизмом батюшке заметно полегчало.
***
Один батюшка был изографом. Ну, не р@пидографом, конечно же, а иконописцем. После созерцания умопостигаемого мира идей он возвращался к делопроизводству в западном мире теней, а на досуге занимался шароделаньем икон. Пречюдные лики, написанные нашим батюшкой-богомазом, были тонки и изящны по письму, богаты по колориту и глубоки по содержанию. Удивляло и трогало, как батюшка подписывал свои творения: «Великаго N-скага града уроженец».
Во время оно безумный архиерей рек к себе:
“се сотворю: разорю житницы моя, и болшыя созижду”.
Сказано — сделано. Соделал безбожный архиерей батюшку придворным царским иконником и заставил его расписывать стены своей внутренней клети серо-голубиным пометом, якоже в древних суждальских израсцах.
— Отчего же вся архиерейская клеть в такой палитре? — гадали епархиальные невежды и неутвержденные парамонарии.
При этом слушатели курсов повышения квалификации клириков N-ской епархии давно знали от известного батюшки-грекофила, что голубой — это цвет Афродиты Небесной.
Именно её пророк Иезекииль именовал «царицей небесной», а римляне бесстыдно кликали Венерой.
В доказательство упитАнный батюшка-лектор приводил слова из книги греческого митрополита Платона “Трапеза”:
“Афродита Урания во-первых, причастна только к мужскому началу, недаром это любовь к юношам. Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено бОльшим умом”.
Именно эту богиню любви обожал манерный архиерей лету тому. Ее имя он искони использовал как свой псевдоним. Изредка она являла свою милость и отвечала на его любовь коварной ухмылкой с местночтимой иконы «Царицы N-ской» афедронного соборного храма.
Вторая, женственная ипостась Афродиты носила совершенно иные прозвища: Генителида, Киприда ПрекрасноZадая и Сосандра (спасающая людей). Её наш муженеистовый архиерей терпеть не мог и велел батюшке-изографу не изображать срамный облик оной в храмах N-ской епархии.
***
Один батюшка был строитель. Но строил он не храмы и богадельни, не часовни и отнюдь не приюты для бездомных животных.
Он строил из себя верующего. Впрочем так бывало не всегда.
В своей семье он строил из себя деспота и властителя дум.
Перед архиереем он строил из себя испуганного зайца, который ищет камень для прибежища.
Среди прихожан он строил из себя прозорливого старца.
Хорошеньким прихожанкам на полиелее он строил глазки.
Перед благотворителями и меценатами он строил из себя скромного и интеллигентного человека (впрочем, последнее ему не удавалось).
Перед любовницами он строил из себя мачо, что было особенно комично при его рваной бороде и обвисшем пузике.
В своем недостроенном храме он выстроил больную и экзальтированную общину, на глазах которой жестоко строил своих немногочисленных клириков.
Во время проповеди он строил такие сложные и тяжеловесные конструкции, что иные прихожанки падали в обморок, не понимая смысла словесных пируэтов сего многовещанного витии.
А еще наш батюшка-созидатель строил планы: как материально подстраховаться от возможной потери всех и вся (храма, сана, семьи и здоровья).
Свою карьеру он строил на традициях его иереев-предшественников, которые и довели Церковь до современного плачевного состояния.
Не дерзая перечить благочинному, за его спиной он строил ему козни и пакости деял.
С хором наш батюшка пел не стройно, все время попадая не в те ноты.
А вот домиков себе и каждому из своих пяти с половиной попят он все-таки понастроил настоящих.
В свободное время он строил песочные и воздушные замки и сразу же их разрушал.
— Время разрушать, и время строить, — говорил он в такие моменты сальным голосом своим клевретам-собутыльникам.
***
Один батюшка был Соловьем-Разбойником. Конечно, он не умел поражать врагов страшным свистом, зато был чудовищным антагонистом преподобного Ильи Муромца. Поговаривали даже о сходстве перформансов Соловья-разбойника с выкрутасами ирано-моавитской птицы-девицы Симург.
Для описания Церкви Божией он, не вынимая, использовал понятие, которое заимствовал из словаря Эллочки-людоедки — “симулякр”.
— Церковь Христова — это копия без оригинала, это деятельность, формирующая призраки, рисунок на песке, — вопиял он на улицах и стогнах N-ского града.
Шедшие впереди заставляли его молчать; но он еще громче кричал:
— Симулякр! Косплей! Боже, благодарю Тя, и прочия безумныя глаголы.
На самом деле Соловеюшко был врагом Святой Руси: беглый жрец, бросивший своих жён и скрывавшийся в брянских лесах и пропастех земных.
Потеряв совесть и служение, он пытался стать бродячим философом, виночерпием во франшизе Сашки Винного и просто дебоширом-безобразником. То с Хэллоуина расшарит фотки с кровавыми напитками, то с ночного клуба трусы всем транслирует. Удивленным епархиальным клевретам он пояснял, что посещает ночные клубы и стриптиз-бары ради юродивой проповеди о Иисусе Сладчайшем. Сверх того, он всегда руководствовался библейской заповедью:
«пей же и ты и показывай срамоту» (Авв 2.16).
В последние времена наш духовный падаван по обычаю снова бежал в пустыни и стал псевдо-анахоретом. И уже оттуда продолжил разрушать стереотипы верующих людей об образе жизни священника и монаха.
Будучи копией копии, он взялся за написание летописей N-ской епархии. Многие думали, что он гонит, то бишь стал глав-вредом интер-тенетного прожекта (лат. rеdасtоr — «перегоняющий»).
Крайний пост и вкушение изумительных зелий отвлекли батюшку от советских правил Жи-Ши. Такого количества опечаток и ошибок на моавитянском сайте N-ской епархии никогда не было. Врачеватель дурно написанных текстов создавал хартии, в которые после исправления “входили семь других духов, злейших себя”:
“свободный хор”, “духовенство совершилобыл совершен молебен”, “настоятели строящихся приходов”, “Его Высокопреосвященство поселил студенческий концерт”.
— Так задумано свыше, — говорил он постаревшему архиерею лету тому.
— Потому что буква убивает, а дух животворит…
В конце концов, недалекие клирики N-ской епархии познали, что в их интер-тенетный прожект пробрался Соловей-Разбойник и своим страшным большим свистком “проповедует на кровлях”.
Разгневанный на него в допотопные времена игемон вскоре приблизил его к своей Дряхлости и даже, как говорят злые языки, сделал своим наперсником, равно как и второго пользованного моавитянами мальчика-резидента, ранее бывшего фотошпионом.
Эти постаревшие юноты коллекционировали сплетни и кривотолки в оскудевшей святостью N-ской епархии.
***
Один батюшка любил гулять в парке и особенно обожал ссать Божию Премудрость.
Впрочем, «Премудрость» его боялась и избегала, в отличие от (не)совершеннолетних отроков.
С правящим архиереем лету тому они были знакомы издревле: оба любили коллекционировать ночных бабочек, дореволюционные срачицы и марки племени Самбия из Папуа Новой Гвинеи. Неблагочестивые семинарАсты поговаривали, что для популяризации подвигов Порфирия Иванова наш батюшка в полночь бегал в одних трусах в парке Восстания N-ского града.
В одну прекрасную осеннюю ночь некий юноша по неосторожности следовал за ним в одном покрывале, накинутом на голое тело.
Батюшка, приняв образ благообразного седого старца, попросил у юноши воды живой:
«Если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное?».
Целомудренный отрок сей был смущен этой речью и размышлял в себе: каково будет целование сие?
Ибо юноша ведал из Писаний, что
“без всякого прекословия меньший благословляется бо́льшим”.
Обаче не вниде!
Старец же стал вопить:
“прикоснися моему верху и не усумнися. Прочее остави ныне”.
В то время парк Восстания озарился неземным светом и ангел Божий рекъ отроку:
“если послушник молод, старец прельщается плотским прельщением и дает полную власть послушнику своему. С этим пристрастием проникает в старца бес (мужестрастия)”.
— Не, не нужно, — ответил прекрасный иосиф небесному посланнику и развращенному батюшке.
Опытный пресвитер пытался схватить его, но юноша, оставив у него в руках покрывало, убежал голый в райские кущи сада Восстания.
Не вкусив от хлопца воды живой, сей батюшка оказался у разбитого корыта, повредился умом и уехал в далекую Месопотамию.
Неции самаритяне сообщали, что насильницы N-ской епархии (сиречь “силовые структуры”) еще долгое время не могли прийти в себя от сего пречюдного казуса.
Паче же всих над батюшкой поглумился его бывший друг — лысо-бородатый мотоциклист, который напрочь отвергал каноничность книги «Посмертные вещания Нила Мироточивого». Он твердо верил, что воду жизни батюшка мог искать исключительно в разбитых водоемах или просить её у самарянки, которая в иные времена имела пять мужей (не считая женщин и детей).
***
Один батюшка хотел работать в пожарной службе, но из почтения к воле августейшего родителя стал священником. В своих мечтах и тонких снах он непрестанно натягивал на себя боевую одежду пожарных и пшикал чем-то белым из малого пенного огнетушителя. И вот некогда его заветная мечта почти что сбылась. В те времена по промыслу Божиему в лесах K-ской епархии возникли массовые возгорания, и мини-архиерей лету тому отослал сего пресвитера в командировку, дабы превозмочь сии бедствия.
“Вы ничего не понимаете”, — вопиял новый Каиафа.
И издал указ, чтобы батюшка на специальном боевом самолете Ил-76 доставил в горящую лесную чащу благодатный огонь из Божьего града Ершалаима.
Долго, долго крокодил
Море синее тушил
Пирогами, и блинами,
И сушёными грибами.
Приплывали два ерша,
Поливали из ковша.
Прибегали лягушата,
Поливали из ушата.
Тут бабочка прилетала,
Крылышками помахала,
Стало море потухать
— И потухло.
***
Один батюшка был апологетом. Он защищал все мерзости и перверсии N-ской епархии.
Начнут собратья-клирики грызть друг друга Великим Постом, паче же у прихожан кровь пить, а у батюшки защита уже наготове: в ранней Церкви христиане тоже
“друг друга угрызали и съедали” (Гал 5.15).
Нет тут ничего удивительного. Так бывает.
Говорят, что клирики N-кой и S-кой епархий устроили “тройник” с матушкой?
Но ведь Амос и Павел писали про подобное. А чем мы хуже?
После хиротонии в S-кой епархий ставленник на фото с епископом написал: “Волхв и Я”. Апологет уже здесь: сам святой Петр изначально говорил о симонии!
Настоятель афедронного храма пьет до чёртиков со спонсорами и сотрудниками налоговой инспекции?
И про Иисуса так говорили:
«Да это обжора и пьяница, дружит со сборщиками податей и грешниками!».
Совпадение? Не думаю!
“Немощь плоти! Не согрешишь — не покаешься. Это нормально!» — всё смешалось в доме Облонских.
Однажды батюшка-апологет заявил, что атеизм — это “по-нашему”, ведь сказано в Писании: “несть Бог”.
В конце концов этого “коня и всадника” выбросили вон из виноградника…
***
Один батюшка любил усыновлять детей. Пачками. Порой его было просто не остановить.
Каждому прихожанину он указывал на необходимость усыновления хотя бы двух ребетёночков. И тогда всем будет счастье.
Лишь спустя годы выяснилось, что усыновленные (как впрочем, и родные) чада быстро превращаются в неуправляемых исчадий, а усыновители и опекуны — в замытаревших и измученных жизнью родителей.
Однажды в тонком сне батюшке было откровение, что не подобает в храме Божием подобно халдеям торговлю разводить.
Укрепившись примером Иисуса, изгнавшего из храмового комплекса библейских животных и торговцев, батюшка повелел убрать из церковной лавки все ценники.
Каждому заходящему в храм человеку он говорил от избытка сердца:
«Жаждущие! идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра, идите, покупайте и ешьте; идите, покупайте без серебра и без платы вино и молоко».
Изумленные захожане не понимали, “что почем” в этом странном филиале Церкви, а потому давали за свечи и записки в десятки раз больше пенязей, чем могли ожидать самые взыскательные и мечтательные настоятели N-ского града.
Засланные казачки из «Тайной канцелярии» очень быстро донесли о таком безобразии на приходе руководителям соседних филиалов NNN-ской поместной церкви.
Тогда против нашего прекрасного батюшки “произошел немалый мятеж”. Ибо некий ремесленник-торгаш, делавший серебряные кресты и церковные кольца, и доставлявший тем городским батюшкам немалую прибыль, собрав их и других подобных торговцев благодатью, произнес:
Мужи и братья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что не только в N-ском граде, но даже в далекой S-ской епархии своими убеждениями сей прекрасный батюшка совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками крестики и свечки не суть товары с ценниками. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и свечные лавки ничего не будут значить, и испровергнется величие той франшизы, которую почитает вся вселенная.
Выслушав это, они все исполнились ярости и стали кричать, говоря:
велика франшиза NNN-ская!
И весь город наполнился смятением.
Дабы утишить гнев настоятелей и архиерея лету тому, прекрасный батюшка смиренно вернул в церковную лавку ценники и все волнения в N-ском граде прекратились.
Вскоре наш пресвитер приметил в своей церковной лавке малый металлический образок Спасителя, рядом с которым было написано 30=.
— Господь, Который за тридцать, — подумал прекрасный батюшка и, изшед вон, плакася горько.
***
Один батюшка «приготовлял себе влагалища не ветшающие». Много приготовил. Но с началом войны Гога и Магога поставки таких влагалищ в N-ский град через доставку интернет-сервиса «Вся благая» фактически прекратились. Сидя на церковном поребрике, батюшка усердно оплакивал свою загубленную молодость.
Продолжение следует…
