Новый патерик или Хохмы Господни. Часть 7-я

Усий, раб рабов Божиих, многочисленным клирикам N-ской епархии: ужас, бедствие и немилость вам да умножатся!

Справедливым же почитаю, доколе нахожусь в своей трехэтажной храмине, возбуждать вас напоминанием, что никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его человеки, будучи движимы веществами, грибами и прочими (не) искусственными состояниями сознания. Буду же стараться, чтобы вы и после моего отшествия во Фрязию всегда приводили это на память.

Ибо вкрались к вам некоторые архиереи, издревле предназначенные к осуждению, нечестивые, обращающие благодать архиерейства в повод к распутству и отвергающие божественного Усия.

Такожде и ваш верховный архиерей слеп, закрыл глаза и забыл об очищении прежних грехов своих. Для того я никогда не перестану напоминать вам о сем, хотя вы то и знаете, и утверждены в настоящей истине.

Господь, избавив народ свой от фараонов и кесарей, напоследок и жаждущих суетного архиерейства погубил. Как Содом и Гоморра и окрестные епархии, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают власти министерства культуры и областных мытарей.

Архиереи ваши злословят то, чего не знают; что же по природе, как бессловесные животные, знают, тем и растлевают себя. Таковые бывают соблазном на ваших литургиях и престольных вечерях любви. Ропотники N-ской епархии, ничем недовольные, поступающие по своим похотям; уста их произносят надутые слова; они оказывают лицеприятие для корысти.

Посему к одним архиереям будьте милостивы, с рассмотрением, а других со страхом губите, обличая их доносами (с фото- и видеофиксацией) в УправДелами, гнушаясь даже срачицами, которые осквернены плотью архиерея.

Единому же Премудрому Киру, слава и величие, сила и власть прежде всех веков, ныне и во все веки. Аминь.

Возлюбленные! Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя вашего чтите.

Любезные иподиаконы! Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, но как вы участвуете в афедронных страданиях, радуйтесь, да и в явление вашего настоятельства восторжествуете.

И вы — штатные клирики — слепо, но осознанно повинуйтесь настоятелям. Да будет украшением вашим не плетение епархиальных козней, не фряжско-анатолийские смартфоны, не златые пирсинги в тучных сосцах, не татуировки в местах потаенных, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа.  

Пастырей ваших я умоляю: прекратите уже пасти Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним принужденно, не охотно и небогоугодно, но для гнусной корысти и не из усердия, господствуя над наследием Божиим, не подавая пример стаду.

Также и вы, умножившиеся благочинные, обращайтесь благоразумно с настоятелями, как с немощнейшими сосудами, оказывая им честь, как сонаследницам благодатной жизни, дабы не было вам препятствия в молитвах.

Наконец, вопреки вашим епархиальным традициям, будьте все единомысленны, сострадательны, братолюбивы, милосерды, дружелюбны, смиренномудры; не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте даже Усия.

Уклоняйтесь от архиереев и делайте добро; ищите гуманизма и стремитесь к нему.

Но если и страдаете от владык зверонравных, то вы блаженны; а страха их не бойтесь и не смущайтесь.

Только бы не пострадал кто из вас, как деист или сторонник апофатического   богословия, как осквернитель архиерейского ложа, или как вор церковной казны, или как троеженец, или как посягающий на чужого супруга; а если как гуманист, то не стыдись, но прославляй себя за такую участь. 

Ибо время начаться суду с дома N-ской епархии; если же прежде с вас начнется, то какой конец будет архиереям? И если клирик-невежда едва спасается, то нечестивый и алчный настоятель где явится?

Трезвитесь, бодрствуйте, потому что архиерей ваш как диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить или проглотить семя тому.

Сие кратко написал я вам чрез Тертия, неверного, как думаю, вашего брата, чтобы уверить вас, утешая.

Приветствует вас избранная, подобно вам, гуманная община Фрязии и Тертий, бездуховный сын мой.

Приветствуйте друг друга лобзанием любви во уста. Кончина вам всем во веки вечные. Аминь.

***

Один батюшка искони был спортивным и красивым юношей. Тягал в семинарии штангу, формировал себе кубики на чреве. Все местные  гугнивые регентши вожделели первовозлежания с нашим атлетом на вечерях любви. Однако юный геракл продолжал целомудренно и беспорочно формировать свой сосуд Духа Святаго. О спорт, ты мир! О молодость, как ты прекрасна!

Однажды на ничего не подозревавшего юношу напал сзади Святой Дух (конечно же, в таинстве Хиротонии). 

Высшие епархиальные силы сразу ему намекнули, что у православных нет завтраков, да и перед совершением литургии или крещения кушать вообще не положено. Наш несчастливый герой постоянно совершал требы, посещал пенитенциарные учреждения, совершал православные экскурсии по святым местам. 

Высококалорийную пищу он вынужден был вкушать лишь вечером, заправляясь пивом для самоуспокоения и снятия стресса. В храме при этом его постоянно подстерегали и дразнили ароматные и хрустящие просфорки вместе с дармовой запивкой из крымского кагора. В Священном Писании начинающий толстеть батюшка вычитал, что «телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно». Матушка ему давно наскучила, регентши младые уже перестали интересовать нашего героя, поэтому все потуги батюшки ходить на фитнес разбились о тяжелую действительность: он  стремительно набирал вес (но не в епархии). В отчаянии он предпринял новые попытки похудеть: стоял без пищи тысячу дней на камне, постом вкушал былие травное, старался ездить в храм на самокате, клал перед архиереем и благочинным 100500 земных поклонов, молился регулярно Владыке живота своего.

Однако, мы знаем с тобой, о боголюбивый читатель, что «неисповедимы пути Господни». Где изобилует воздержание, преизбыточествует иерейское пузо! Приходские просфирки никуда не исчезали, скорби же и разочарования умножились! 

В один прекрасный день (о чудо!) наш батюшка стал толстый, как Иуда Искариотский. Утучнело сердце его и одебелело подбрюшие онаго.

Всем катехизатором давно известно, что по церковному  преданию

«тело Иуды разбухло (как доширак) до такой степени, что там, где пройдет повозка, оно бы застряло; даже одна голова не прошла бы. Его веки распухли так, что он не мог видеть света, а врач не смог бы увидеть его глаз, даже при помощи инструмента”.

В конце концов, во время молебного пения о сохранении творения Божия необъятное чрево нашего батюшки расторглось. 

На поминках все его неспортивные друзья-священники объелись сдобными пирожками с картошкой и упились узваром. И поныне пируют такожде. 

***

У одного архиерея внезапу случилось прослутие: многие его клирики и бывшие семинаристы в одночасье возлюбили огнестрельное оружие. Один протоиерей якобы сам застрелился, а другие решили испытать свои дробовики в ходе полуледового побоища между Гогом и Магогом. 

Говорят, что эти клирики и воспитанники духовных школ просто-напросто перепутали пророчества древних пророков: Исайя обещал, что в конце времен

“перекуют мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать”.

Но наши клирики презирали ветхозаветного евангелиста и читали другого пророка — Иоиля:

“приготовьтесь к войне, возбудите храбрых; пусть выступят, поднимутся все ратоборцы. Перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья» (Иоиль 3.9-10).

Орали-то они всегда, но серпов и мечей у них не было. Поэтому свои дреколья и томагавки они отлили из кадил, паникадил, пасхальных тресвечников, крестов, колоколов, а также (о нечестие!) дикириев и трикириев.

Церковный же судия неправды спрятал книгу правил под сукно, страшась ненароком наткнуться на кАноны про воюющих клириков. А затем установил возле своего бесконечно строящегося храма скульптуру, посвященную богу войны Аресу. Впоследствии в тонком сне ему регулярно являлись Зонара и Вальсамон и тыкали в его нечестивые очи анафемы Халкидонского Собора.

***

Один батюшка был крепостным. Закрепощен он был еще со времен своей хиротонии и с тех пор находился в жесткой зависимости от архиерея — истинного владельца прихода, окормляемого батюшкой.

Как мы помним, в Древней Руси несвободные крестьяне подразделялись на категории смердов, закупов и холопов. В отличие от них наш персонаж именовался иереем. Хотя сам себя он любил называть “раб лампы”.

Обязан он был проживать в поселке, где находился его храм. Там же должна была жить его зависимая супруга и больные дети, требующие особого ухода. 

Еще с семинарии наш крепостной батюшка был извещен о полезности добродетели смирения. Ради вящей славы Божией он готов был спать хоть на бетоне, а также хаотично перемещаться на любой приход N-ской епархии по приказу безумного архиерея лету тому. 

Нашего батюшку-страдальца утешала мысль, что он уподобляется патриарху Аврааму, который зачем-то решился принести своего единственного сына в жертву Богу. 

На самом же деле их отличие было весьма разительное. Ибо Авраам отважился на кровавую жертву лишь однажды, а наш крепостной батюшка приносил всю свою семью в жертву каждый день.

***

Один батюшка был серебряных дел мастер. Наш премудрый пескарь понимал, что Церковь живет по библейской заповеди:

“за все отвечает серебро”.

Поэтому он поставил на поток продажу серебряных изделий настоятелям N-ской епархии в оптовых количествах.

Построив “домик Тыквы”, он назвал его храмом в честь святых мучеников Космодамианов.

А еще он любил курить табак во славу Яхве и был при этом три раза женат, но никто и никогда его за это не обличал. Более того, его даже ни разу не вызывали в церковный  суд. 

Каждый раз после очередного развода он цитировал своим немногочисленным друзьям древнего пророка:

«если ты ненавидишь жену юности своей, отпусти, говорит Господь» (Малахии 2.16).

И он, будучи богопослушным рабом, отпускал очередную жену. Всякий раз.

***

Один батюшка совсем не мог спать: его вконец измучила бессонница. Пытаясь заснуть, он считал церковных слонов и овечек, повторял про себя известную мантру: «Аз сплю, а сердце мое бдит», пил снотворный кагор и вдыхал ароматы афонских цветов. Но ему ничего не помогало. 

На телеканале «Сын Человеческий» известный академик Иосифов дал ему на первый взгляд годный совет: “а Вы постарайтесь причащаться недостойно, ведь таковые по словам апостола “спят довольны” (1Кор 11.30)”. При этом маловерующий академик забыл про особый молебен к семи отрокам, во Эфесе чудесно спавших почти два столетия. Для этого согласно житию юношам нужно было всего лишь сгруппироваться в пещере и позвать императора. 

В конце концов, измучившийся и изуверившийся батюшка, погрязнув во всевозможных пороках, заснул сном греховным. 

***

Один батюшка не терпел церковно-славянский язык до пены на иерейских губах. 

Выражался наш бывший тракторист неграмотно, с плеоназмами и со словами-паразитами. Он не читал стихов русских поэтов и не интересовался народными русскими песнями. Бессмертные творения Толстого и Чехова пылились на его худых книжных полках.

Однако службу на церковно-славянском языке наш славянофоб считал убожеством и примитивизмом. Его весьма раздражали всякие “ссущие в море”, «прибежища заяцем», “неветшающие влагалища”, “онагри” и “крилЕ веселящихся нееласса”. 

Со временем нашему батюшке надоело пояснять людям, что такие словечки, как “безобразный”, «целомудренный», “блудити”, “озлобленный” и “равнодушный” означают “не то, что вы подумали”. И во время оно он решился порвать со своей отеческой традицией.

Ссущие во гробех N-ской епархии алармисты и псевдо-ревнители миссионерского отдела тогда от омерзения и гадливости «взвились кострами»! Но наш «че гевара» боялся лишь архиерея лету тому. Поэтому в присутствии благочинного он по-прежнему лицемерно нАдолзе молился на языке своих далеких предков и целовал напрестольное елизаветинское Евангелие, глубоко засовывая язык в трещины между гравюрными эмалями румяных евангелистов.

***

Один архиерей был социопатом. Однако, на самом деле он страдал антисоциальным расстройством личности. 

Люди не сразу понимали, с кем имеют дело, настолько он был обаятельным и харизматичным. Играя роль фаворита патриарха, он сделал себе хорошую карьеру и занял богатую кафедру N-ской епархии. 

На древней казачьей земле он отлично маскировался под молитвенника и даже местами под церковного либерала. Будучи уверенным в своей правоте и непогрешимости, он обожал, когда клирики уделяли сему должное внимание: хвалили, именовали “князем Церкви”, апостолом и земным богом. 

Лишь единицы из его запуганных клириков сразу поняли, что не стоит обманываться – это всего лишь маска, которую тот надевал так же быстро, как и снимал. Будучи хорошим актером, он талантливо играл те эмоции, которые от него ожидали. Когда он читал Похвалы погребения Богородицы, то трогательно подергивал голос, будто захлебывался от внутреннего плача. А вот при общении с новыми фаворитами он всегда являл ласкательство и укрывательство самых странных поступков юношей. Зачастую он строил из себя божьего пророка: “мне приснился сон и нужно сделать вот так и эдак!”. Его псевдо-пророческие сны издревле смущали знаковых клириков N-кой епархии.

Глубоко презирая окружающую челядь, наш деспот-социопат умел превосходно лгать, порой при этом изображая крестное знамение: “Вот те крест!”

Любовь и дружба были доступны ему лишь в извращенном проявлении. Он не любил, а мог только “лакомиться” молодыми телами, ведь на первом месте у него всегда стояли собственные порочные желания. Чувства и потребности других христиан его просто не волновали. 

Самых “близких” своих помощников он любил унижать в присутствии других людей. Он разделял и властвовал.

Часто наш неадекват впадал в особое духовное состояние — молитвенное озлобление.

Так, на страстной седмице у этого архиерея закономерно приключалось из года в год форменное беснование, когда любой клирик афедронного собора получал свою порцию едкого архиерейского яда.

Несколько раз перед Пасхой он даже собирался насильно постричь в монахи одного красивого иподиакона. 

При сексуальном отказе или при попытке прекратить общение его фавориты всегда сталкивались с агрессией и физическими угрозами. 

Лживый архиерей не стеснялся применять физическую силу к тем, кто слабее. Он мог без проблем причинять любую боль: стукнуть прихожанина жезлом, вломить щелбан протоиерею, принудить парня раздеться в алтаре или даже инициировать сексуальный контакт с юношей в бане.

Если нашего святошу в чем-то обвиняли и даже просто говорили “нет”, содомский архиерей всегда реагировал неадекватно: в ярости кричал своим клирикам, сотрудникам и даже меценатам:

“Пшел вон, негодяй!”, “Дура, пошла вон!», «Я тебя уничтожу!, «Ты должен покинуть пределы моей епархии!!», «Ты мешаешь делу Божьему!».

Его секретари порой так сокрушались безчинными воплями на клириков, что желали сквозь епархиальный пол провалиться.

При отсутствии госконтроля действия нашего социопата носили не просто неадекватный, но и криминальный характер. Ни уголовный, ни архитектурный, ни моральный кодекс для него помехой не являлись.

Он отлично и токсично манипулировал людьми: унижал, едко шутил, издевался, ломал жизни клириков, выставлял их виновными во всем, а не жертвами. Особливое удовольствие ему доставляло поставлять младого иерея-ученика настоятелем над бывшим  протоиереем-учителем. 

Кто-то думал, что его поведение это реакция на стресс или раздражительность, вызванная усталостью. Однако наши доброхоты ошибались.

Особенности социопата никогда не уйдут по мановению волшебной палочки. О, болезные клирики, не стоит надеяться и на то, что если поддаться его требованиям, то все будет хорошо. Запросы деспотичного социопата могут только расти: начав с чего-то безобидного, шаг за шагом наш отступник способен полностью сломить личность клирика. 

P.S. Из медикаментов для лечения нашего странного архиерея могли бы применяться антидепрессанты и нейролептики.

***

Один батюшка был инквизитором. Всегда и везде в злосчастной N-ской епархии он выискивал предателей и врагов Церкви Христовой. Наш борец был суров и категоричен, сыпал цитатами из Писаний, святых канонов, “Домостроя”, а также из незаслуженно забытого  “Молота ведьм”. 

Он лично написал 153 рапорта в церковный суд на клириков, которые сокращали чтение кафизм, совершали требы в чужих благочиниях, выливали причастие в окно после литургий, а также предавались грехам рукоблудия, пьянства и некрофилии. Он настоятельно требовал отлучать от причастия невенчанных мирян; женщин, рожающих с помощью кесарева сечения; любителей маскарадов, табакокурения и игры в шахматы; гусляров и мусикийских псоглавцев. Содомитов и любителей волхований он предлагал сжигать живьем. Батюшка-инквизитор стоял на том, что отпевать мужчин, сбривавших при жизни бороду и усы, совершенно недопустимо.

Шло время. Наш анахорет утомленно изощрялся в своих изысканиях (inquisitio – расследование).

В итоге, в N-кой епархии напрочь исчез викарный епископ (видимо, из-за развода!), многие благочинные подверглись запрету и даже аресту за обнаруженные батюшкой аморальные преступления. Клирики, которые осмелились появиться на публике в светской одежде, направлялись в туберкулезный монастырь на исправление. Настоятели, проявляющие сочувствие к грекам-раскольникам, навсегда исчезали из “Книги жизни” епархиального моавитского сайта. 

В последние времена наш новый Лойола задумался о самих небожителях, ведь даже сам Бог

“слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает недостатки” (Иов 4:18).

В послевковидное время в пречистой и пренепорочной N-кой епархии остался лишь один совершенный христианин — наш замечательный батюшка-инквизитор.

***

Один батюшка был катехизатором всея Руси. Поговаривали, что своими безумными экспериментами он окончательно разорил главно-центральный храм N-кой епархии. Оно и понятно: хорошего человека катехи-затором не назовут.

***

Один батюшка ежедневно боролся с Левиафаном. Ну, как боролся? Просто хватал его за чешуйчатый хвост. А ведь сказано в Писании, что

“только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой… Клади на него руку твою, и помни о борьбе” (Иов 40.14).

Но батюшка был авантюристом и плохо знал Ветхий Завет. В итоге царственный Левиафан развернулся и больно укусил сумасшедшего батюшку. Священник горько возрыдал и всю оставшуюся жизнь зализывал отравленные раны. 

Продолжение следует…