Истоки христианского понятия о «природном» и «противоестественном»

Космический Логос у Гераклита

Метафора “книги природы” в новозаветные книги и в творения святых отцов попала от Гераклита (490 г. до н. э.). Его пантеистическая доктрина была основана на тождестве природы (φύσις) и бога:

“изучая человеческие дела, Гераклит обнаруживает подражание законам природы, а изучая происходящее в космосе, он обнаруживает, что природа (φύσις) ведет себя как мастер” (Лебедев А.В. Метафора «книги природы»).

Философский метод Гераклита предполагал искусство чтения и интерпретации логоса Вселенной или «книги природы». Он считал, что греческое государство, законы, религия, искусство и даже язык должны быть реформированы, чтобы привести их в соответствие с божественным законом и природой (κατὰ φύσιν).

Космический Логос у Гераклита представляет собой своего рода божественный (космический) императив, требующий от людей ‘слушаться’, повиноваться, ‘следовать общему’ и подниматься на уровень философского знания.

Отметим главную идею Гераклита, которая была воспринята иудео-христианством без изменения:

этика отпечатана в самой природе (космосе), которая служит парадигмой для человеческих отношений.

«Книга природы» в межзаветной и иудео-христианской литературе

Эти античные представления о соотношении природы и этики нашли отражение уже в межзаветной литературе.

В книге Премудрости Соломона, созданной между 200 до н.э. и 50 н.э., говорится о природе животных «φύσεις ζώ̨ων» (Прем 7.20). В маккавейских книгах встречается понятие природы «всякого живого существа» «πάση̨ θνητη̨̃ φύσει» (3 Мак 3.29) и упоминаются законы природы (4 Мак 5.25).

Согласно “Письму Аристея к Филократу” (создано между III в. до н.э. и I в. н.э.), запрет употреблять хищных птиц в пищу призван научить людей не жить хищничеством и не терзать ближнего, но

“управлять своею жизнью согласно справедливости, подобно тому, как названные выше ручные птицы питаются овощами, растущими на земле, и не пользуются своей силой для угнетения более слабых и родственных”.

Иными словами, животные не случайно имеют такие или иные “природные особенности” — это проявление Божьей педагогики и Его заботы о человеческой нравственности, чтобы людские “нравы не извратились”.

По мнению Филона Александрийского, животные, обладающие хищническими инстинктами, запрещены в пищу людям, дабы у них не пробуждались аналогичные инстинкты (Об особых законах IV, 118). 

Понятно, что авторы новозаветных книг и раннехристианские писатели не могли согласиться с гераклитовский картиной мира без участия Бога, поэтому они упоминают не одну, а две книги: Священное Писание и Книгу природы, так как Небо, звезды и вся природа учат человечество познанию Бога, либо ‘прославляют Бога’ (Лебедев А.В. Метафора «книги природы»).

В апостольских посланиях термин «φύσις» и его различные производные встречаются 23 раза. Здесь мы так же встречаем идеи о естественных действиях и о законах, вложенных в тварную природу. Например, в послании к Римлянам апостол Павел обличает иудеев примером язычников, которые, не имея закона, «по природе законное делают» (φύσει τὰ τοῦ νόμου ποιῶσιν) и тем «показывают, что дело закона у них написано в сердцах» (Рим 2.14–15).  

В соборных посланиях Петра и Иуды еретики сравниваются с «водимыми природою» неразумными животными:

«всем, что знают по естеству (φυσικῶς), как бессловесные животные, тем растлеваются» (Иуд 1.10);

«Они же, как бессловесные животные, которые по естеству рождены (γεγεννημένα φυσικὰ), чтобы быть уловленными и уничтоженными» (2Пет 2.12).

В таком же смысле употреблено апостолом Павлом и производное от «φύσις» прилагательное «φυσικὴν», которое в синодальном издании переведено как «естественное» (Рим 1.26). Описывая содомские грехи, апостол указывает на оставление «естественного употребления» и введение «противоестественного»: 

За это и отдал их Бог во власть позорных страстей: их женщины заменили естественные сношения на противоестественные (παρὰ φύσιν), равно как и мужчины, отвергнув естественные (φυσικὴν) сношения с женщинами, пылают похотью друг к другу: мужчины с мужчинами творят постыдные дела” (Рим 1.26,27).

Как бы олицетворяя природу, апостол Павел пишет к Коринфянам о покрытии женщинами головы на молитве:

«Не сама ли природа (φύσις) учит вас» (1Кор 11.14).

Здесь также подразумевается естественный закон природы, вложенный Творцом в человеческое естество.

Понятие о «противоестественном» в ранней патристике

Интересно, что в самых ранних христианских памятниках (Дидахэ, послание Климента Римского к коринфянам, Пастырь Ермы) слово «φύσις» совсем не используется или же встречается крайне редко (по одному разу в Послании Варнавы и Послании к Диогнету). 

Последующие доникейские церковные писатели многократно прибегают к термину «φύσις», причем с довольно разнообразными смысловыми нагрузками.

В сочинениях Климента Александрийского и Оригена мы находим не только максимальный количественный пик использования термина «φύσις» и его производных, но и первые серьезные опыты определения этого понятия в русле христианского богословия. Памятуя общее положительное отношение Климента к наследию эллинской философии, мы не удивимся, наблюдая в этом определении явные заимствования из наследия Аристотеля” (Кирилл (Зинковский), иером. Термин «φύσις»…).

Сексуальные табу в послании Варнавы

Не вошедшее в канон Нового Завета “Послание Варнавы” было написано между 70 и 132 гг. н.э. Ориген (III в.) упоминал о «кафолическом (соборном) послании Варнавы» (Orig. Contra Cels. I 63; Philocal. 18.9) и цитировал его наравне со Св. Писанием (Orig. De princip. IV 2.4). Об употреблении этого произведения в богослужебной практике свидетельствует Синайский кодекс.

Богословский метод этого послания можно охарактеризовать как сочетание гностицизма и аллегоризма. По словам патролога И.В. Попова,

«автор относится с полным отрицанием к букве Ветхого Завета и признает его буквальное понимание делом сатаны. Эта точка зрения близко соприкасается с гностицизмом».

Используя метод Филона Александрийского, автор Послания предлагает нам аллегорическое толкование пищевых запретов, связывая нечистых животных с грешниками:

«Но и зайца не ешь. Почему? Чтобы не стал, говорит [Писание], растлителем детей и не уподобился таким людям.
Ибо заяц ежегодно умножает отверстия [для испражнений]: сколько лет живет, столько отверстий имеет.
И гиену не ешь: чтобы не стал, говорит, прелюбодеем или растлителем и не уподобился таким.
Почему? Потому что это животное каждый год меняет свою природу, становясь то самцом, то самкой.
Но и хорька (γαλῆν  — куница, ласка, хорек) возненавидь по праву.
Не будь, говорит, подобен тем, о ком слышим, что творят беззаконие устами. Ибо это животное зачинает через рот (Οὐ μή, φησίν, γενηθῃς τοιοῦτος, οἵους ἀκούομεν ἀνομίαν ποιούσαις ἐν τῷ στόματι. Τὸ γὰρ ζῷον τοῦτο τῷ στόματι κύει)».

Иными словами, библейский запрет употреблять в пищу зайца, гиену и ласку (хорька) автор “Послания” с помощью аллегорий представил читателю как запрещение на некоторые сексуальные практики: растление детей, смену сексуальных ролей и фелляцию (ласки ртом полового члена).

Рассмотрим такую аргументацию “от природы” в богословском и нравственном ключе, не обращая внимания на фактические ошибки в описании физиологии живых существ.

Об указанной в “Послании” особенности зайца упоминает Плиний Старший (Естественная история I,8,55). По всей видимости, зайцы в древности ассоциировались с извращенцами (возможно, педофилами), так как их мнимая физиологическая особенность (множество анальных отверстий) символизировала распутство.

Гиена в “Послании” олицетворяет сексуальную амбивалентность и прелюбодеяние из-за мифа о смене пола. Интересно, что Аристотель опровергал слухи “об ее половых частях, будто она имеет и мужскую и женскую” (История животных 3,6). 

Ласка в античных представлениях зачинала потомство через рот. 

«Книга природы» в творениях Климента Александрийского

Несмотря на идейную близость к гностицизму, “Послание Варнавы” использовал пресвитер Климент Александрийский (+215 г.). Он приводил из Послания избранные места, посвященные аллегорическому пониманию Св. Писания.

Рассуждая о “целях природы” и апеллируя к живой природе как к форме “естественного откровения”,  Климент писал:

“вовсе не видно, чтобы птицы меняли самую свою природу, чтобы перемены эти вели за собой превращение самцов в самок… Одно и то же животное не может иметь срамные уды сразу и того, и другого пола, как думают некоторые, о каких-то чудовищных гермафродитах. Весьма заблуждаются такие люди, не наблюдая, с какой заботливостью любвеобильная природа охраняет целость существ, которым она является общей матерью и первовиновницей их рода”. 

“Природа как в отношении пищи, так и в отношении законного брака позволяет пользоваться лишь тем, что естественно, целесообразно и благопристойно” («Педагог»).

Очевидно, что Климент использовал метод Гераклита: устроение живых существ должно быть мерилом для нормализации человеческих взаимоотношений, ведь в природе действует Логос Божий. 

Апеллируя к “природе”, некоторые формы сексуальных отношений между людьми Климент Александрийский называл “противоестественными”: 

“Даже похотливейшим из животных природа не позволяет извергать семя в выход для испражнений… Отсюда становится ясным и всеми должно быть признано, что уже сама природа воспротивилась соитию мужчины с мужчиной. Недозволительно человеку соитие, совершаемое без цели зачатия, ни неестественное при этом положение, ни с субъектами связи, несоединимое в себе соединяющими. Уже самим строением мужского тела природа указала, что оно устроено не для того, чтобы принимать в себя семя, но, чтоб его выбрасывать”.

Обратим внимание, что автор текста использует здесь слабые посылки, из которых делает ошибочные умозаключения. 

Во-первых, тысячи видов животных практикуют гомосексуальное поведение, чему “природа” совершенно “не противится” (т.е. не отсекает естественным отбором). 

Во-вторых, изучение повадок животных ничего не может сказать о долженствованиях в мире людей. Например, обычай самки богомола откусывать голову самцу во время спаривания не может стать примером подражания для женщины. И если обезьяны не могут рисовать, ухватившись за кисть нижней конечностью, это не может быть основанием для запрета в отношении людей.

Далее Климент строит свои рассуждения, основываясь на ошибочных данных о физиологии гиен:

“Только относительно гиены природа допустила некоторое разнообразие, для излишнего и бесплодного соития этот излишний нарост мяса измыслив и зудящим срамным частям на некоторое время с его впадиной заставив его служить; но эта пустота вводит гиен в обман, потому что она вовсе не для порождения назначена”.

Внешне гениталии самцов и самок настолько похожи, что пятнистых гиен долгое время считали гермафродитами.  Однако то, что у самок древние принимали за фаллос, на самом деле — чудовищно крупный клитор, полностью способный к эрекции. Половые губы у нее сросшиеся, поэтому мочеиспускание, совокупление и рождение детенышей происходит через клитор.

Климент Александрийский ошибался, полагая, что впадина клитора

“вводит гиен в обман, потому что она вовсе не для порождения назначена” (Климент Александрийский. Педагог, том II, глава X).

Подобным образом Климент рассуждает о противоестественности педерастии: 

“Самец попеременно и берет, и подставляется, оттого и самка гиены вообще встречается в природе весьма редко… С отношением к этому-то злоупотреблению, как мне кажется, и Платон в «Федре», осуждая педерастию, называет эту любовь животной, потому что своенравные эти сластолюбцы отдаются сладострастию по образцу этих животных и пытаются осеменять собственных своих сынов. Нечестивцев же этих, как говорит апостол, «предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим 1:26–27)”.

Следующий пример у Климента — заяц, который в “Послании Варнавы” служил символом растления детей: 

“запрещением употреблять в пищу мясо (зайца) Моисей охраняет нас и от педерастии… становится ясным и всеми должно быть признано, что уже сама природа воспротивилась соитию мужчины с мужчиной. Недозволительно человеку соитие, совершаемое без цели зачатия, ни неестественное при этом положение… Уже самим строением мужского тела природа указала, что оно устроено не для того, чтобы принимать в себя семя, но, чтоб его выбрасывать. Всякая чрезмерность и неумеренность идут уже против законов природы; неестественными связями допускающие их сами себе вредят. Прежде всего, отсюда закон, чтобы мы никогда не вступали в любовную связь с юношами будто с женщинами… Человек настолько лишается жизненных сил от семяизвержения… отчего извержение материи разрушает здоровье и у организма подтачивает и уменьшает силы. Сеять позволительно только женатому, да и то как земледельцу, когда время придет для посева… Через эту аллегорию Моисей запрещает нам отдаваться чрезмерным пожеланиям, слишком стремясь к соитию, предаваясь страсти с беременными женами, чередуя утехи с утехами, занимаясь любовью с мальчиками и изменяя супругам, и вообще внимать голосу похоти” (Педагог Кн. 1.10). 

Автор предлагает читателю следующие тезисы: 

1. сексуальная поза животных, “которые наскакивают спина к спине”, недопустима для людей;
2. запрещен секс с беременной женщиной — это “противоразумное бесчинство”;
3. Осуждается участник сексуальной связи мужчин в пассивной (рецептивной) роли: “с юношами будто с женщинами”. 
4. любые формы сексуального поведения вне брака запрещены: “или женись, или совершенно воздерживайся от связей этого рода”;
5. Даже в браке сексуальные отношения не всегда позволительны, ведь “природа учительница указала, что совокупляться, если не ради рождения детей, это значит обижать природу”, она “сама устранила от этого отроков и старцев”. Это “беспорядочное выбрасывание семени, совершенно противоестественное и противоразумное”. 
6. всякая чрезмерность и неумеренность в законном браке идут “против законов природы”, поэтому регулярные и частые сексуальные отношения супругов противоестественны: “жизнь, проводимая среди удовольствий и наслаждений, далека от разумности, естественности и святости”. “Тот, кто непотребным образом злоупотребляет своим браком, через это оскверняет его все равно что прелюбодеянием”. 
7. у пресвитера Климента отсутствует представление о сексуальной ориентации, он рассуждает только формах секса — с юношами и с женщинами: “чередуя утехи с утехами, занимаясь любовью с мальчиками и изменяя супругам” 
8. Климент Александрийский полагал, что ветхозаветный запрет мужеложества (Лев 18.22) не только сохраняет свое значение в Церкви, но и требует концентрации всех жизненных сил мужчины-христианина: “на исполнение этих заповедей Логоса должны быть обращены все наши силы”.  
9. Климент превозносил значимость самоконтроля (ἐγκράτεια). Его не устраивала ситуация, когда мужчина не может полностью контролировать свою сексуальность: “Желания вообще сдерживать, а над желаниями чрева и подчревного человека господствовать, это – власть благороднейшая. Если разум (Логос) мудрому предписывает даже пальцем не двигать бесцельно, как говорят стоики, то не тем ли более друг истины должен господствовать в той частице тела, в которой совершается соитие?”.

Заслуживает внимания мнение Климента об одежде христиан

Он рассматривает ее исключительно утилитарно:

“в одежде мы нуждаемся не для другой какой цели как для прикрытия тела, для защиты его от холода и жара”.

В итоге он делает вывод, что “прикрытие у того и другого пола должно быть одинаковое, с дополнением у женщин лишней одежды для прикрытия лица” (у женщины ни одна из частей тела не должна оставаться обнаженной).

А желание чего-то большего в оформлении одежды Климент оценивает как следствие дурной воспитанности женщин. 

Обратим внимание, что пресвитер здесь осуждает и тех мужчин, которые из-за той самой “дурной воспитанности”

“вырастают в наихудшем образе жизни, часто женственнее жен становятся”.

Климент полагал, что для христиан “пристойнее одежды белые и простые”, в крайнем случае — естественного цвета. Поэтому

“должно быть оставлено употребление цветных одежд, расшитых разными финтифлюшками вакхического культа и культа мистерий, а также пурпурных”, поскольку все это “не что иное как разновидности того же сладострастия, изобретательного на все зловредное”.

Тертуллиан о противоестественных грехах

В начале III в. другой христианский писатель — Тертуллиан (+225 г.) — выступал против сексуальных отношений между мужчинами, “защищая естественный брак”:

“апостол пишет, что люди заменили естественные супружеские отношения мужчины и женщины на противоестественные внутри своего пола, поэтому за неоднократное совершение грехов они получают возмездие через страдания” (Тертуллиан. О венце).

О контексте послания к Римлянам (познание Бога — отказ Ему поклоняться — в качестве наказания Бог отдал язычников во власть позорных страстей) в это время христианские авторы уже не вспоминали.

Переосмысление сути содомского греха в Древней Церкви

Следует помнить, что все известные нам апокрифические, иудейско-эллинистические (1-я книга Еноха, книга Юбилеев, Бытие Апокрифона из свитков Мертвого моря) и самые древние христианские источники однозначно видят в пассаже Быт 6.1-2 указание на браки между духами и земными девушками, другая возможность в них даже не рассматривается.

Например, к библейской теме сношений ангелов с женщинами обращался Минуций Феликс (+260 г.):

«Есть лживые нечистые духи, ниспадшие с небесной чистоты в тину земных страстей. Эти духи лишились чистоты своей природы, осквернив себя пороками» (Октавий, XXVI).

В начале III в. Климент Александрийский упоминает этот сюжет из книги Бытия о противоестественных сношениях ангелов с женщинами:

“Мы знаем, что даже некоторым ангелам случалось утратить контроль над своими сексуальными желаниями, что привело их к падению на землю” (Быт 6:2).

Соответственно и грех содомлян он видел в посягательстве на смешение тел людей и ангелов: 

“о наказании за сладострастие могут рассказать нам ангелы, в Содом пришедшие. Жителей этого города, пытавшихся их растлить, они сожгли”.

Интересно проследить, как менялась экзегеза этого библейского сюжета.

В библейском дискурсе речь шла о жестоком отношении к Божьим посланникам и попытке их погубить через групповое изнасилование (аналогичный сюжет представлен в Суд 19.22). Этот взгляд отражен в книге пророка Иезекииля (Иез 16.49).

«Помимо Филона, не многие древние иудейские писатели подчеркивали склонность к половому извращению у жителей Содома; большинство же вместо этого подчеркивали отсутствие у них гостеприимства, грех высокомерия или сексуальную распущенность в целом, которая, по иудейским представлениям, включала гомосексуализм, но не ограничивалась этим» (Крейг Кинер. Библейский культурно-исторический комментарий).

В «Послании Иуды» эта ситуация описана как неестественная, ведь в сексуальные сношения собирались вступать ангелы и люди, а тела ангелов — это «иная плоть» (Иуд 1.7). Жестокость жителей Содома к Божьим посланникам без упоминания сексуального подтекста подчеркивается и в Апокалипсисе (Откр 11.8).

Но для Климента преступление библейских содомлян заключалось именно в сексуальной разнузданности и поиске новых форм наслаждений. Таков был новый “дух времени”. Изначальные библейские смыслы к III вв. уже перестали интересовать церковных авторов.  

Кстати, версия о сексуальных отношениях ангелов с людьми в Быт 6:2 бытовала еще во времена свт. Амвросия Медиоланского, но позже (у блаж. Августина) она уже не встречала поддержки.

Подведем итоги

Метафора Гераклита, как мы видели, прочно вошла в христианский лексикон.

Мы встречаем ее в книгах Нового Завета и в творениях множества святых отцов, а также в официальных документах: 

“они растлили свои тела и души всеми родами невоздержания. И этого мало, преступив уставы природы, они простерлись за пределы невыразимой срамоты, и совершали над собой дела, до невероятности бесстыдные: «мужи на мужех студ содевающи, и возмездие, еже подобаше прелести их (жен), в себе восприемлюще» (Рим.1:27), как говорит священное Писание” (Евсевий Кесарийский (Памфил). Слово василевсу Константину по случаю тридцатилетия его царствования).

Представление о том, что «природа» может представлять образцы для поведения людей использовалось христианскими авторами II-III в. преимущественно с одной целью: табуировать любые формы сексуальности, за исключением необходимости зачатия детей. Их аргументация примерами из мира живой природы в большинстве случаев была ошибочна и у современного читателя может вызвать лишь улыбку или недоумение.

Регулярные сексуальные отношения супругов при этом рассматривались как противоестественные и противные разуму (логосу Божию):

“жизнь, проводимая среди удовольствий и наслаждений, далека от разумности, естественности и святости”. “Тот, кто непотребным образом злоупотребляет своим браком, через это оскверняет его все равно что прелюбодеянием” (Климент Александрийский).

Борьба с любыми формами сексуальности отразилась и на понимании христианами библейского текста о попытке жителей Содома «познать» гостей Лота — ангелов. С III в. стало преобладать мнение, что гнев Божий постиг жителей Содома за грех мужеложества, хотя древнейшие толкования фокусировались на других причинах этой катастрофы.

Литература

1. Кирилл (Зинковский), иером. Термин «φύσις» в древнегреческой философии, Священном Писании и в творениях доникейских церковных // Вестник Русской Христианской Гуманитарной Академии. 2011. Т. 12. Вып. 3. С. 75–88
2. Лебедев А.В. Метафора «книги природы» («алфавита природы») в греческой философии и. происхождение философского понятия «элементов» (στοιχεῖα) // Материалы XXVIII чтений памяти И. М. Тронского «Индоевропейское языкознание и классическая филология — XXVIII. СПб. : ИЛИ РАН, 2024
3. Педагог / Климент Александрийский. — СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2018. — 344 с.
4. Тантлевский И.Ю. Введение в Пятикнижие. М., РГГУ. 2000