В окопах не бывает атеистов?

“Там в окопах действительно неверующих людей нету”, — утверждает прот. Валерий Волощук.

Вряд ли этот трус сам бывал в окопах…

Почивший протоиерей РПЦ Димитрий Смирнов говорил подобное:

«Вообще когда пули свистят и взрывы происходят, сознательность и осознание бытия растут в геометрической прогрессии. И, кстати, атеистов уже не встречается. Они растворяются, как дым. Самый простой способ перейти от атеизма к вере – это поехать на войну. Так что священникам там служится – духовно – легче».

«В окопах не бывает атеистов»  — афоризм, утверждающий, что во время крайнего стресса или страха, например в случае смертельной опасности при участии в военных действиях, все люди будут верить в высшие силы или надеяться на их вмешательство.

У меня к этому тезису возникло несколько возражений.

1. Существует ли статистика, насколько увеличивается религиозность программистов или инженеров на фронте?
2. Интересно ли протоиерею Валерию Волощуку, насколько религиозность воинов на фронте соответствует православной догматике (исповедание Символа веры, вера в Тело Христово и первородный грех) или ему в этом случае безразлично, во что верит конкретный солдат или лейтенант?

Ведь многие воины, вместо своих привычных взглядов, начинают на войне воспринимать самые нелепые суеверия как должное.

Неужто это повод теперь говорить также, что атеистов в окопах не бывает? Или «это другое»?

Во время массового голода учащаются случаи краж, каннибализма, ужасных и отвратительных явлений.

Можно ли говорить «голодный разбоя не боится» или «в голодный год всяк соседа съесть готов», как аргументы в пользу каннибализма или воровства?

Эти поговорки стоит воспринимать как назидание: стремиться, стараться, чтобы такие ситуации не возникали. Так, писатель-фантаст Джеймс Морроу в 2001 году ответил на этот афоризм следующими словами:

3. Настолько теряют веру в зоне боестолкновений те, кто ранее был религиозным человеком?

Послушаем свидетеля и непосредственного участника Великой Отечественной войны, прошедшего два фронта, прошедшего Южный фронт в качестве сына полка, участника Битвы за Москву, доктора философских наук Юрия Григорьевича Петраш: 

«Это неправда, что в окопах атеистов не бывает. Вот как раз наоборот, в окопах там и созревают очень стойкие представления о том, что никакая божественная сила не спасает людей ни от пули, ни от других фронтовых несчастий и невзгод».

— И другой вопрос: а верно ли, что «в окопах не бывает атеистов»?

— На него я уверенно отвечу: нет, не верно! И вот почему.

Даже многие из моих фронтовых товарищей, на кого в семье оказали религиозное влияние, полностью освободились от веры в бога. Причина простая. Религия внушает, будто все от бога, а он – «всемилостивый», «милосердный», «любит нас», «защитник наш» и т.д. и т.п. Брошенный в пекло Молоху войны легко выстраивает простое логическое рассуждение: если бог есть и он любит человека, зачем же он позволяет развязывать войну с гибелью огромных масс людей? Зачем он опаляет землю и губит села и города? За что прекрасных молодых мужчин обращает в кровавые груды и клочья мяса? За какие грехи страдают дети, женщины и старики?

Вытаскивая с поля боя смертельно раненых или прощаясь с погибшими товарищами, я тоже задавал себе эти же вопросы. И тоже отвечал: значит, бога нет, а если он есть, то является самым злым гением и ненасытным поглотителям людей. Тогда же за что же его, бога, почитать? Какие грехи мог набрать на свою невинную душу, мой друг Генка, с которым мы подростками удрали на фронт, и почему ты, бог, позволил оборвать его жизнь фашистской миной? Пусть бог будет кем угодно – существом или абстрактной идеей. Глупо, бессмысленно и примитивно возлюбить то, чего нет, или то, что синонимично страданиям и преждевременной смерти.

Потому прошу не верить проповедям о том, будто война ускоряет процесс перехода от безверья к вере в бога. Отдельные факты и совпадения нельзя возводить в «прямоперпендикулярный» закон. Мне просто по-отечески жаль тех, кто становится жертвой подобных утверждений и разоружается перед идеей богозаступничества.

Вот две выдержки из писем немецких солдат, оказавшихся в окружении во время Сталинградской битвы (1942-1943 гг.).

«Если есть Бог, написала ты мне в твоем последнем письме, он скоро вернет тебя мне живым и здоровым. Ты писала: такого человека, как ты, который любит животных и цветы и никому не делает зла, любит своего ребенка и жену, Бог непременно сохранит.

Благодарю тебя за эти слова, письмо твое теперь всегда со мной в нагрудном кармане. Но если ты, дорогая, ставишь свою веру в существование Бога в зависимость от исполнения твоей надежды, ты окажешься перед очень тяжким решением. Я ведь религиозный человек. Ты всегда была верующей, но теперь это изменится, если мы будем исходить из нашей прежней позиции, ибо обстоятельства таковы, что выбрасывается на свалку все, во что мы верили. Я ищу слова, чтобы сказать тебе об этом. Или ты уже догадываешься сама? 

Это теперь на долгое время, а может, и навсегда, мое последнее письмо…

Если Бог есть… Там, на другой стороне, это тоже повторяют многие, и, наверное, миллионы в Англии и Франции. Я не верю больше в доброту Бога, иначе он никогда не допустил бы такой страшной несправедливости. Я больше не верю в это, ибо Бог прояснил бы головы людей, которые начали эту войну, а сами на трех языках твердили о мире. Я больше не верю в Бога, он предал нас, и теперь сама смотри, как тебе быть с твоей верой».

«Говорить в Сталинграде о Боге — значит отрицать его существование. Я должен сказать тебе об этом, дорогой отец, и поэтому мне вдвойне тяжело. Ты меня воспитал, отец, потому что матери не было, и всегда заставлял обращать мои глаза и душу к Богу.

И я вдвойне сожалею о своих словах, отец, потому что они будут последними, после них я уже больше ничего не смогу сказать утешительного и примиряющего.

Ты, отец, духовный мой пастырь, и в последнем письме я могу сказать только правду или то, что мне кажется правдой. Я искал Бога в каждой воронке, в каждом разрушенном доме, в каждом углу, у каждого товарища, когда я лежал в своем окопе, искал и на небе. Но Бог не показывался, хотя сердце мое взывало к нему. Дома были разрушены, товарищи храбры или трусливы, как я, на земле голод и смерть, а с неба бомбы и огонь, только Бога не было нигде. Нет, отец, Бога не существует, или он есть лишь у вас, в ваших псалмах и молитвах, в проповедях священников и пасторов, в звоне колоколов, в запахе ладана, но в Сталинграде его нет».

4. Какова ценность веры “из под пистолета”?

Страх смерти, как одна из причин религиозной веры, — это очень шаткий двигатель религиозности. 

Согласно Гегелю, “чтобы мой поступок имел моральную ценность, с ним должно быть связано убеждение. Аморально делать что-то из страха перед наказанием или для того, чтобы приобрести хорошее мнение о себе”.

Похожее написано и в Библии: “В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви” (1 Ин 4.18).

Поскольку многие христиане ранней Церкви, а также «новомученики» в застенках НКВД отрекались от Христа и оговаривали своих товарищей, можно сделать (неверный) вывод, что перед лицом пыток верующих нет.

В таком случае и потеря веры может быть вызвана угрозой смерти.

Подведем итоги

«В окопах не бывает атеистов» — это оскорбительное высказывание. Оно указывает на то, что атеисты — слабые и малодушные люди, которые ломаются и предают свои убеждения в первой же стрессовой ситуации.

Полагаю, что это пример «оскорбления чувств неверующих».