В дни нового поветрия и «заразы» пришел на память важный документ: «Определение Священного Синода от 28-29 декабря 1998 г. об участившихся в последнее время случаях злоупотребления некоторыми пастырями вверенной им от Бога властью вязать и решить».
Там сказано, что
«некоторые священнослужители, получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. Также имеют место случаи, когда пастырь запрещает пасомым обращаться за медицинской помощью, препятствует исполнению пасомыми своих гражданских обязанностей…».
В итоге члены Священного Синода постановили:
«указать священникам, несущим духовническое служение на недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к следующим действиям и решениям:… отказу от исполнения гражданских обязанностей; отказу от получения медицинской помощи».
Зададимся вопросом: почему священнослужители вообще вторгаются в сферу медицины?
Понятно, что
«религиозное есть то, что связано с Богом, а с Богом всё связано» (Карсавин Л.П. О началах. 1,5).
Цельное религиозное мировоззрение предполагает сведение всех проявлений жизни человека к единому центру, в один фокус — к его вере в Бога. Это касается важнейших проявлений жизни человека, его потребности в пище, здоровье и безопасности.
Но порой в этот традиционный процесс вторгаются искажения. Вместо того, чтобы освещать путь человека, вера (или доверчивость?) его ослепляет и обедняет. Различные измерения его жизни чахнут и жестко подчиняются кодексу поведения, который навязывается его духовными руководителями — гуру.
Фактически в любой ситуации такой «православный» гуру, то есть горе-пастырь, готов дать совет. Ему кажется, что благодать священства делает его причастным не только к Истине вечного спасения, но и ко всем частным истинам бытия: как человеку питаться, как принимать роды, как защищаться от инфекции, как исцелиться от болезни. Современный священник может мнить, будто прекрасно разбирается в генетике и физиологии, в психологических проблемах созависимости и в психических заболеваниях. В последнем случае священнослужитель порой дерзает ставить людям «диагнозы» (например, «шизофрения») или же игнорировать диагнозы врачей и советы по профилактике болезней.
Последние события, вызванные пандемией коронавируса, заставляют задуматься, насколько духовенство вправе делать заявления о чудесной дезинфекции всех предметов, участвующих в Святых Таинствах.
Для этого обратимся к «золотому веку» православия и попытаемся понять, как относились иерархи IV-V веков к открытиям в сфере «естественных наук» того времени. Насколько святители были уверены в собственной богодухновенности, рассуждая об объектах природы, подчас невидимых человеческому глазу?
В Древнем мире существовало убеждение, будто живые существа (как самые мелкие, так и такие крупные, как крокодил) способны зарождаться сами по себе буквально из ничего. Эта теория самозарождения живого из неживой материи была широко распространена в Древнем Китае, Вавилоне, Египте и Греции. Платон и Аристотель полагали необходимым для самозарождения жизни воздействие на неживую материю активного духовного начала (психеи, мировой души) (Мумриков Олег, иерей. Концепции современного естествознания: христианско-апологетический аспект. Учебное пособие для духовных учебных заведений. – Сергиев Посад; М.: Паломник, 2014. С. 315).
Эмпедокл (~450 до н.э.) считал, что живые существа появляются из тинообразной массы под воздействием тепла.
«Мудрецы Античности и Средневековья не видели непреодолимой грани между живым и неживым. Вслед за Аристотелем вплоть до XVII века все ученые считали зарождение жизни самым обычным, повседневным явлением. В гниющих отходах зарождаются черви и мухи, в старом тряпье — мыши, на подводных камнях и днищах кораблей — моллюски» (Марков Александр. Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы / А. В. Марков. — М.: АСТ: CORPUS, 2015. С. 45).
Отметим, что аристотелевская натурфилософская концепция была творчески осмыслена и христианской традицией.
Василий Великий писал:
«Повеление сие [производить из себя жизнь (Быт. 1:11)] соблюлось в земле, и она не престает служить Создателю. Одно производится чрез преемство прежде существовавшего, другое даже и ныне является живородящимся из самой земли. Ибо она производит не только кузнечиков и тысячи других пород пернатых, из которых большая часть по малости своей не имеют имени, но из себя же дает мышей и жаб… Видим, что угри не иначе образуются, как из тины. Они размножаются не из яйца, и не другим каким-либо способом, но из земли получают свое происхождение» (Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев. — СТСЛ, 1902. С. 137).
Блаженный Августин Иппонский высказывает аналогичную идею:
«семя присуще как травам и деревьям, так и животным, впрочем, не всем. Ибо наблюдением дознано, что некоторые из них рождаются из воды и земли так, что у них нет пола, а потому семя их заключается не в них самих, а в тех стихиях, из коих они происходят… Ибо многие из них являются или от повреждения живых тел, или от нечистоты, испарений и разрушения трупов, иные – от гниения дерев, а другие – от порчи плодов…» (Августин, блаж. О книге Бытия, буквально, в 12 книгах: Книги I–IV // Библиотека творений св. отцев и учителей Церкви Западных, издаваемая при Киевской Духовной Академии. Кн. 20). Киев, 1893. С. 234, 236).
Климент Римский, желая проиллюстрировать истину воскресения мертвых примерами из природы, писал о мифической птице Феникс:
«Взглянем на необычайное знамение, бывающее в восточных странах, то есть около Аравии. Есть там птица, которая называется Феникс. Она рождается только одна (т. е. одною особью, в одном экземпляре) и живет по пятисот лет. Приближаясь к своему разрушению смертному, она из ливана, смирны и других ароматов делает себе гнездо, в которое, по исполнении своего времени, входит и умирает. Из сгнивающего же тела рождается червь, который, питаясь влагою умершего животного, оперяется (I Послание к Коринфянам. Глава ХХV).
Итак, величайшие святые IV-V веков ничего не знали про существование яйцеклеток, микробов и вирусов, им было неведомо, как происходит половое размножение. Этим святителям казалось, что животные типа угрей и жаб самозарождаются из неживой материи.
Какой из этого можно сделать вывод? Святые отцы в отношении живых существ и микроорганизмов могли ошибаться и ошибались. Никакие высоты их духовной жизни не влияли на степень невежества в отношении естествознания, хотя их тезисы напоминают положения эволюционной биологии.
Но в IV веке святителям хватало смирения признать свою ограниченность в «научной» сфере. Так Григорий Нисский относительно своих рассуждений о происхождении мироздания подчеркивал, что не пытается выдать их за непогрешимое выражение вероучения (догмат), но видит в этом лишь упражнение для разума, а вовсе не учение церкви (Григорий Нисский, свт. О Шестодневе // Творения. — М., 1861. Т.3. Ч.1. С. 8).
Подобно и Василий Великий упоминает о естествоиспытателях его времени, которые, «рассуждали о фигуре Земли». Святитель при этом замечает, что подобные научные изыскания «бесполезны для спасения», вследствие чего подобных данных нет в Библии:
«Моисей не рассуждал о фигурах, не сказал, что окружность Земли имеет сто восемьдесят тысяч стадий, не вымерил, насколько простирается земная тень, и как эта тень, падая на луну, производит затмение…
Исследование о сущности каждого существа… введет в толкование самые длинные и многосложные рассуждения. Сверх того ни мало не послужит к назиданию Церкви — останавливаться на таком предмете» (Василий Великий, свт. Шестоднев).
Блаженный Августин Иппонский видел реальную угрозу в противопоставлении научных данных и текстов Библии и старался сгладить возникающие тенденции. Он не предлагал искать в Библии научные истины, ведь
«в Писании рассматриваются вопросы веры» (Aurelius Augustinus. De Genesi ad literam, 2:9).
Августин отмечал, что
«весьма часто случается, что даже и не христианин знает кое-что о земле, небе и остальных элементах видимого мира… о природе животных, растений», но порой ему встречается христианин, который «говоря о подобных предметах яко бы на основании христианских писаний, несет такой вздор, что, как говорится, блуждает глазами по всему небу» (Августин Иппонский, блаж. О книге Бытия буквально. 1,XIX).
В результате ученый язычник не только смеется над таким «дерзким невеждой», но и теряет доверие к Благой Вести.
В XVII–XVIII вв. благодаря экспериментам итальянцев Ф. Реди и Л. Спалланцани теория спонтанного самообразования живых организмов была поставлена под серьезное сомнение, а во второй половине XIX в. – окончательно опровергнута работами французского микробиолога Л. Пастера.
После опытов Реди публика согласилась, что такие сложные животные, как мухи и мыши, могут рождаться только от соответствующих родителей. Затем ученый монах Ладзаро Спалланцани обнаружил, что микробы тоже размножаются — делятся пополам, давая начало таким же микроорганизмам. Опыты Спалланцани помогли французскому повару по имени Николя Аппер изобрести консервы.
Всем стало ясно, что микробы, как и обычные живые существа, размножаются, дают потомство, а вовсе не самозарождаются. Однако многие ученые считали, что для зарождения жизни необходима «жизненная сила». Она не может проникнуть в закрытую банку, именно потому там и не появляются микробы. Луи Пастер в 1865 году сумел доказать, что никакой жизненной силы нет. Таким образом, ученый мир удостоверился, что живое порождается только живым (Марков Александр. Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы / А. В. Марков. — М.: АСТ: CORPUS, 2015. С. 45-47).
Каждый из нас пользуется плодами тех научных открытий, открывая консервы и наливая в стакан пастеризованное молоко или пиво. Но необходимо честно признать, что величайшие святители Церкви не получали никакого откровения с Неба по этому поводу.
Современный апологет дает смутившимся христианам прекрасное пояснение:
«Между тем это нисколько не обесценивает патристических творений, так как научные факты и теории использовались отцами лишь как образы и иллюстрации, призванные облегчить созерцание премудрости и благости Божией через рассмотрение творения, что в конечном итоге должно обеспечивать понимание, усвоение умом и сердцем незыблемых, вечных, божественных истин» (Мумриков Олег, иерей. К проблеме раскрытия библейского учения о сотворении мира в учебном процессе современной школы // Вестник ПСТГУ IV: Педагогика. Психология, 2008. Вып. 1(8). С. 47).
Этому выводу можно было бы рукоплескать, если бы такой метод святых отцов применялся в современной Церкви.
Перефразируя слова блаж. Августина, можно сказать, что
«крайне стыдно, опасно и даже гибельно», когда священнослужители позволяют себе заявления относительно тех отраслей знания, где они «не разумеют ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают» (1Тим.1:7).
В последнее время священнослужители всё чаще высказывают лженаучные идеи.
Они говорят про страшные последствия зачатия детей во время поста, про невероятные генетические различия между человеком и шимпанзе, о недопустимости «кесарева сечения» в родоразрешении. Тяжелобольным священники предписывают строго хранить пост, а также запрещают обращаться к психотерапевту или психиатру.
Доверчивым прихожанам приходится всё это как-то встраивать в свою жизнь.
Как этот обзор относится к современной пандемии короновируса?
В Церкви не может быть никакого учения о заражении, потому что в древности не было никакого знания о вирусах и бактериях. Все современные заявления о чудесном уничтожении бактерий и вирусов — это модернизм.
Тем не менее, замечена крайне противоречивая позиция священноначалия РПЦ относительно возможности заращения через священные сосуды по время причащения.
Например,
митрополит Иларион (Алфеев) относительно инфекционной темы сделал ряд противоречивых заявлений:
— «опыт Церкви… показывает, что Святые Дары — это великая святыня. И любая зараза или нечистота, которая могла быть связана с многоразовым потреблением одной и той же ложечкой для причастия, она полностью исчезает благодаря вот этому преображающему действию самих Святых Даров»;
— «Чаша и ложка для причащения — это те предметы, которые не защищены от попадания на них бактерий и вирусов»;
— «Не бойтесь заразиться от других людей через причащение с ними из одной ложки. Святость Тела и Крови Христа уничтожает всякую заразу»;
— «Эти сосуды не защищены полностью от того, чтобы через них могло передаться какое-либо заражение».
Получается, что один из высших иерархов РПЦ позволяет себе категоричные заявления в сфере, где он не имеет ни образования, ни практических навыков, да ещё и меняет свои тезисы с точностью до наоборот.
Как это может отразиться на сотне миллионов верующих в России? Смогут ли сомневающиеся люди теперь доверять Церкви, если подобные вещи позволяет себе Председатель отдела внешних церковных связей Московского патриархата? Не спровоцируют ли такие заявления новые случаи заражения в России, а также смерть обычных людей?
Духовенство всегда могло черпать вдохновение у древних святителей Церкви, как в отношении провозглашении Евангелия, так и в отношении взаимодействия с миром ученых.
Победит ли сегодня скромность, здравомыслие и рассудительность?
Надеюсь опубликованное в 1998 г. определение Священного Синода возымеет свое действие в Русской Церкви.
