Источники христологии. Мессианские представления в LXX: за и против

Обзор этой статьи можно прослушать в телеграм-канале «Аудиоблог Александра Усатова».

Введение

Значение древнего греческого перевода Библии для становления христианского богословия трудно переоценить.

“Вскоре после зарождения христианской Церкви, книги Ветхого Завета в ней стали использоваться не на языке оригинала, а в упомянутом выше греческом переводе Семидесяти. Евангелисты и св. ап. Павел часто приводят цитаты из Ветхого Завета именно по переводу Семидесяти; церковные толкователи и учителя использовали для толкований и поучений книги Ветхого Завета именно в греческом переводе. С Септуагинты был сделан перевод книг Ветхого Завета на славянский язык. Таким образом, и авторитет, и значение Септуагинты для православной Церкви огромны” (прот. Димитрий Юревич. Значение рукописей мертвого моря…).

“Часто приводят цитаты” — это слабо сказано. Из 235 ветхозаветных цитат в Новом Завете 215 взяты из Септуагинты и только 20 приводятся по еврейскому тексту.

Там, где они отличны от Септуагинты (OG) и близки к масоретскому тексту, следует предполагать цитирование какой-то не дошедшей до нас ревизии, чем непосредственный перевод с еврейского (Селезнев М.Г.).

Почему же новозаветные авторы были склонны цитировать именно Септуагинту?
Они видели в греческой версии существенную поддержку для своих уникальных христианских догматов. Поэтому и христианские апологеты I-II вв. прямо заявляли, что в колебаниях переводчиков являл свою силу пророческий Дух Святой. Именно в Септуагинте они видели основу для обоснования многих догматов Церкви.
Например, Климент Александрийский (+215 г.) назвал Септуагинту «греческим пророчеством»:

“еврейские пророчества по вдохновению Божию были переведены так, что стали эллинскими пророчествами” (Stromat. I. XXII, 148-149).

Отзывы о согласии перевода LXX с подлинником сделали многие из отцов Церкви, особенно Иустин, Епифаний и Кирилл Иерусалимский, которые называли перевод LХХ даже богодухновенным.
В то время большинство христиан, подобно почти всем прочим жителям империи, были неграмотными. Не зная еврейского языка, христианские епископы и учителя веры жили в мире греческой Библии и греческих толкований. В любом случае для Восточной Церкви Библией исторически была греческая Библия.

Конкуренция LXX с переводом Феодотиона

Книги пророка Даниила в переводе LXX (александрийской редакции) имеет ряд существенных отличий не только от текста Еврейской Библии, но и от перевода Феодотиона (II век н. э.), чья редакция книги пророка Даниила, согласно словам Иеронима Стридонского (PL. 28. Col. 1357), была нормативной в Древней Церкви из-за многочисленных «отступлений от истины»; по-видимому, он имел в виду значительные расхождения между переводом Септуагинты и «халдейским» (т.е. арамейским) «оригиналом». Эта замена была настолько всеобщей, что до 1931 г. была известна только одна рукопись версии Септуагинты (Codex Chisianus, ms. 88), а позже была найдена и издана еще одна.

Перевод Феодотиона основан на тексте LXX, имевшем отличия от известного в настоящее время. Принято считать, что Феодотион опирался на перевод Прото-Феодотиона (более ранний перевод кон. I в. до н.э.).

В Новом Завете Книга Даниила цитируется как по переводу Септуагинты, так и по переводу Феодотиона. Например, в пророчествах о пришествии Сына Человеческого, содержащих аллюзии на Дан 7.13, в евангелии от Матфея говорится о том, что он придет «на облаках небесных» (Мф 24.30; 26.64), а в евангелии от Марка – «с облаками небесными» (Мк 14.62; в синодальном переводе для этого места, текст гармонизирован с евангелием от Матфея). Первый вариант соответствует переводу Септуагинты, второй – переводу Феодотиона” (Селезнев М.Г. О пользе библейской критики для православного богословия).

Мессианские ожидания в Септуагинте: за и против

Ранние христиане, скорее всего, не подозревали, что

“иллюзия сознательной теологической правки библейского текста переводчиками Септуагинты вполне может возникать там, где этой правки на самом деле не было” (Михаил Селезнев. В поисках «теологии Септуагинты»: методологические аспекты).

“Если говорить о периоде создания Септуагинты, то у нас нет определенных сведений о степени распространенности и особенностях мессианских ожиданий этого времени. Свидетельства о каких-либо мессианских ожиданиях с начала V по середину II в. до н.э. практически отсутствуют. Многие исследователи говорят о своеобразном «мессианском вакууме», характерном для этого периода. Это необходимо иметь в виду, анализируя тексты Септуагинты, которые использовали христиане для обоснования своих богословских тезисов» (Юровицкая М.М. Мессианизм в Септуагинте: история вопроса и методологические проблемы)

Современные библеисты понимают, что когда перед ними

резкое экзегетически мотивированное изменение смысла, не сводимое к неверному чтению букв или разнящимся огласовкам, велик шанс, что это изменение произошло уже в Vorlage LXX. В центре весьма оживленной научной (и не только) полемики стоит “вопрос о том, в какой степени отличия греческого перевода Библии от ее еврейского текста обусловлены особенностями переводческой техники, а в какой – теми новыми (в том числе теологическими) представлениями, которые были присущи мировоззрению переводчиков. Ведь переводчики жили в мире эллинизированного иудаизма, а он уже очень сильно отличался от того мира древнего Ближнего Востока, в недрах которого возникла еврейская Библия. Это не могло не отразиться так или иначе на их работе.
Пытаться видеть за переводческими стратегиями Септуагинты какую-то стройную теологическую систему было бы, безусловно, анахронизмом. Речь должна идти не столько о сознательной установке переводчиков, сколько об их полуосознанных предпочтениях” (М. Селезнев. В поисках «теологии Септуагинты»: методологические аспекты).

Евангелист Матфей понимал, что в Септуагинте есть чтения, свидетельствующие об усилении мессианских чаяний, а в ряде пассажей Септуагинты возможность мессианского прочтения при переводе исчезла. Поэтому некоторые цитаты он привёл по Еврейской Библии, а большинство других — по Септуагинте.

Уже великий библеист древности — Иероним Стридонский — подмечал, что некоторые переводы Септуагинты не оправдывают ожидания царственного Мессии:

“Что же касается нас христиан, то это пророчество может быть понято также и в отношении воскресения Спасителя, — именно, чтобы Он, умерший за нас, восстал от мертвых и воскрес. Но, согласно Семидесяти, смысл совершенно другой, а потому мы должны представить толкование народного издания (т.е. Вульгаты, соответствующей Еврейской Библии)” (Творения блаженного Иеронима Стридонского. Часть 14. Киев, 1898. С. 361).

Современный специалист по Септуагинте профессор Йохан Люст пишет, что

«нельзя говорить о том, что во всей LXX проявляется мессианская экзегеза. Многие пассажи переведены буквально, без какого-либо мессианского уклона. В других случаях при переводе смещены акценты так, что потенциал к прочтению пассажа, как содержащего идеи царского мессианизма, ослабляется».

Основная задача Люста — показать слабость аргументации тех исследователей, которые видят в Септуагинте усиление мессианизма и выявляют единые тенденции его развития. Он обращает внимание на то, что Септуагинта является не единым произведением, но собранием переводов, сильно различающихся по характеру.

Если сравнить Септуагинту с Таргумами, бросается в глаза тот факт, что многие пассажи, которые получают мессианскую интерпретацию в Таргумах, в Септуагинте переведены буквально. То же можно сказать и о христианской экзегезе: пророчества, которые понимаются в Новом завете или в патристической литературе, как относящиеся ко Христу, в Септуагинте не имеют ярко выраженного мессианского характера.
Можно говорить и о «коллективном мессианизме», т.е. о мессианизме без индивидуального мессии. Такой мессианизм ожидает конца мира, когда власть Бога над миром обеспечит триумф праведности, но в нем меньше места остается для индивидуального правителя, для человека, который должен стать спасителем.
Исходя из современного состояния наших знаний, можно сказать, что Септуагинта никоим образом не являет нам однозначной картины развития или усиления концепции царского мессианизма.

Первая группа примеров Люста

Пассаж Ис 42.1–4 в том виде, в каком он присутствует в Еврейской Библии, часто рассматривается как мессианский:

“Вот раб Мой — Я с ним, это избранник Мой — тот, кто угоден Мне! Я ниспослал на него Мой дух, чтобы он явил народам правый суд. Он не станет кричать, не говорит он громко, его голоса на улицах не услышишь. Надломленную тростинку переламывать он не будет, гаснущего фитиля не затушит. Он явит поистине правый суд! Не угаснет, не сломится он, правосудие он утвердит на земле; ждут острова наставлений его”.

Еврейский оригинал позволяет предположить, что речь идет об «индивидуальном мессианизме» (даже, пожалуй, подталкивает к такой интерпретации).
Но Септуагинта определенно делает выбор в пользу «коллективной» интерпретации. Здесь в первом стихе вставлены слова Ιακώβ и Ισραήλ, возможность мессианского прочтения пропадает:

“Иаков, раб мой, которого Я буду поддерживать, Израиль, избранник мой, которого приняла душа Моя”.

Отчетливо как мессианский этот текст звучал для новозаветных авторов. Возможные аллюзии на Ис 42:1–4 встречаются в Новом Завете несколько раз (Мф  3:17; 17:5; Лк 3:22; 9:35; 23:35). Полностью цитируется этот пассаж в Мф  12:17–21, причем, первый стих следует масоретской версии.
С точки зрения богодухновенности Септуагинты это вызывает вопросы. Если греческий перевод был призван открыть читателям богооткровенную истину, зачем евангелисту понадобилось комбинировать чтения из LXX и Еврейской Библии?

Вторая группа примеров, собранных Йоханом Люстом, характеризуется важным сдвигом перспективы: там, где еврейский текст подчеркивает роль Царя-Спасителя, Септуагинта выдвигает на первый план Бога, Который посылает спасителя. Лучший пример такого рода: Ис. 9:5–6. Еврейский текст начинается словами:

Ибо младенец родился нам, далее присваивает младенцу царские титулы: И нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира.

Однако,

“в древнейшем тексте LXX этих эпитетов нет. Они появляются лишь в гекзаплах; их еще нет в Ватиканском кодексе; в Синайском они вписаны позднейшей рукой поверх основного текста. В Александрийском кодексе и далее в византийской традиции эти эпитеты становятся частью текста, но попали они туда благодаря Оригену” (Селезнев М.В поисках «теологии Септуагинты»: методологические аспекты).

Септуагинта начинается так же:

Ибо младенец родился нам, но продолжает по-иному: И именуется имя ему Великого Совета вестник (μεγάλης βουλῆς ἄγγελος), ибо я принесу мир на правителей и здравие ему.

Причина такого изменения в тексте, скорее всего, скрыта в характере царских имен, которые даны младенцу. Вероятно, переводчик считал их божественными эпитетами – и поэтому он опустил некоторые из них, а другие отнес к Богу. В результате, на первый план выступает Бог-Спаситель, а роль царственного младенца сводится к роли посланца. Аналогичный сдвиг перспективы можно видеть в Мих. 5:3 и Ис. 4:2.

Третья группа примеров характеризуется тем, что в некоторых случаях в Септуагинте имеет место замена эсхатологической перспективы на актуализирующую, т.е. соотносящую библейский текст с эпохой переводчика. Здесь, примером может служить Дан. 9:25–26. Предполагают, что в ст. 26 Септуагинты «помазанника» следует отождествить с первосвященником Онией, убитым в 171 г. до н.э. В фокусе внимания оказываются события настоящего, а не отдаленная по времени фигура мессии, как в еврейской тексте.

Приведем еще несколько примеров для иллюстрации тезиса Йохана Люста.

Рождение Правителя

“Это будет знаком и свидетельством о Господе Воинств в Египте. Когда они, угнетенные, воззовут к Господу, пошлет Он к ним избавителя и вождя, который их спасет” (Ис 19.20).

В Септуагинте стоит “человек”: ἀπο­στελεῖ αὐτοῖς κύριος ἄνθρωπον ὃς σώσει αὐτούς κρίνων σώσει αὐτούς = и Господь пошлет им человека, который спасет их, судя спасет их.

“Вполне возможно, что, переводчик мог добавить слово ἄνθρωπον просто для пояснения: здесь слово Спаситель (מושיע) применяется, вопреки общей тенденции Книги Исайи, не к Богу, а к человеку, поэтому переводчик счел необходимым, избегая слов σωτήρ, σῴζων, дать описательный оборот и отметить, что речь идет о человеке” (Юровицкая Μ.Μ.. Богословская интерпретация в греческом переводе Книги Исаии).

“Доколе не придет Примиритель, и Ему покорность народов” (Быт 49.10)

В масоретском тексте нет речи о Мессии:

“Не выпадет жезл из рук Иуды, правителя посох у ног его. Время придет — он получит дань и народы ему покорятся” (Быт 49.10).
Перевод LXX не очень ясный: «Не прекратится царь от Иуды и вождь от бедер его, пока не придет то, что предназначено ему, и он — упование народов».

Фраза ἕως ἂν ἔλθῃ τὰ ἀποκείμενα αὐτῷ «пока не придет то, что предназначено ему» скорее исключает мессианскую интерпретацию. Библеисты Люст и Коллинз считают, что эта фраза относится к Иуде и в целом не имеет явных мессианских коннотаций.
Возможно, именно поэтому в большой части христианских рукописей данный стих приводится с исправлением, усиливающим христологическую интерпретацию:

ἕως ἂν ἔλθῃ ᾧ ἀπόκειται «пока не придет тот, кому предназначено».

Мч. Иустин Философ стал первым церковным толкователем, который Быт 49.10 представил в качестве обетования о пришествии Мессии. Он приводил это пророчество при решении вопроса о том, «наступило ли время пришествия Мессии или нет», предоставляя иудею «тщательно исследовать и узнать, до которого времени был у иудеев собственный их князь и царь» («1 Апология» гл. 32). Подобное высказывали святители Кирилл Иеpycалимский и Афанасий Великий, бл. Феодорит, бл. Иероним и другие.
Рассмотрим этот тезис на примере толкований Иоанна Златоустого и Кирилла Александрийского.
Златоуст видел здесь

«предсказание о времени, в которое, по устроению Божьему, имел прийти Христос, так как Иуда не был „чаянием языков”, и не тогда прославилось колено его, когда „оскудело” их (иудеев) государство, но всё это произошло, когда пришёл Христос» (Творения. Т. 6. С. 25).

Его перифраз этого пророчества:

«Дотоле иудейские установления и князья из Иудеев будут продолжаться, пока придёт Он (т.е. Мессия)», а об иудеях говорил так: «Если бы они слушали эти слова патриарха и если бы внимательно исследовали времена его (пришествия Мессии), то не отпали бы от Христа» (С. 394).

Свт. Кирилл Александрийский обращался к историческим сведениям в подтверждение того, что пророчество Иакова вполне исполнилось:

«Правили страною иудеи, и вожди у них были из племени Израиля, доколе Ирод палестинянин (аскалонянин) не наименован был четвертовластником и не получил власть в руки свои. При нём-то и родился Сам Христос – „чаяние языков” (Творения. Ч. 4).

Указанное мнение опровергается историей Древнего Израиля и Иудеи:

Последний царь из колена Иуды — Седекия (Цидкия) — был пленен вавилонянами около 586 г. до н.э. После этого евреи находились под властью других народов.
Персидское завоевание. Персидские наместники Иудеи (539-331 годы до н. э.).
Иудея в составе Державы Александра Македонского (332—312 годы до н. э.).
Иудея в составе Сирийского царства (312—152 годы до н. э.).
Царская власть евреев была восстановлена при Маккавеях, но эта династия происходила из колена Леви. Это Династия Хасмонеев (152—37 годы до н. э.)
Ирод Великий не был потомком Иуды, а происходил из обращенных в иудаизм идумеев. Его отец Антипатр также был идумеянином. Он был римским прокуратором и фактически правителем Иудеи.

Обнаружены значительные сходства между благословением Иакова и пророчеством Иезекииля:

“О нечестивый злодей, вождь Израиля, чей день настал, время расплаты пришло! Так говорит тебе Господь Бог: сними тюрбан, брось венец! Все переменится: низкое станет высоким, высокое — низким. Разрушу, разрушу, разрушу этот город, будто его и не было! И будет так, пока не придет тот, кому он принадлежит по праву. И тогда Я вручу ему этот город” (Иез 21.25-27).

Здесь призыв снять венец обращен к Седекии, последнему царю Иудеи. И далее поразительное совпадение с благословением Иакова:

«И будет так, пока не придет тот, кому он принадлежит по праву».

Чтобы создать видимость исполнения пророчества в личности Иисуса Христа сначала христиане повредили текст Септуагинты, а затем истолковали его, используя ошибочные данные из истории Иудеи.

Замечание Ипполита Римского, будто здесь «указано на преемственное продолжение царского рода от Иуды до Христа» (Творения. Вып. 2. С. 15), следует признать ошибочным.

Родословная Иисуса от Матфея

Полагаю, что здесь имеет смысл рассмотреть родословную Иисуса, которую предложил Матфей.
В 1Пар 2.9 Еврейской Библии сыном Хецрона назван Рам, но в греческом тексте Матфея стоит Арам: Ἑσρὼμ δὲ ἐγέννησεν τὸν Ἀράμ, Ἀρὰμ δὲ ἐγέννησεν τὸν Ἀμιναδάβ.
В 1Пар 2.9 LXX четвертый сын Хецрона назван Арамом; в Руф 4.19 LXX – Арраном: Εσρων δὲ ἐγέννησεν τὸν Αρραν καὶ Αρραν ἐγέννησεν τὸν Αμιναδαβ.
Следующим в списке идет Асаф, что рождает проблему, так как в 1 Пар 3.10 сыном Авии является Аса, даже в LXX: “υἱοὶ Σαλωμων Ροβοαμ Αβια υἱὸς αὐτοῦ Ασα υἱὸς αὐτοῦ Ιωσαφατ υἱὸς αὐτοῦ”. При этом Асаф – это псалмопевец (ψαλμὸς τῷ Ασαφ, συνέσεως τῷ Ασαφ), считающийся автором нескольких псалмов (Пс 49; 72, 77).
Из 4 Цар 21.18 известно, что после Манассии “царем стал его сын Амон (Αμων)”.

Однако в самых ранних рукописях Матфея вопреки LXX его зовут Амос, причем этот Амос не царь, а пророк: “Μανασσῆς δὲ ἐγέννησεν τὸν Ἀμώς, Ἀμὼς δὲ ἐγέννησεν τὸν Ἰωσίαν” (Мф 1.10) (Кузнецова В.Н. Евангелие от Матфея. Комментарий. М., 2002. С. 28).

Получается, что евангелист Матфей составлял не простой перечень имен из греческого перевода Ветхого Завета, а создал сложное богословское построение со своим замыслом и целями. Историей здесь и не пахнет.

Премудрость Божия

Ещё один “трудный” для православных христиан текст Септуагинты содержится в книге Притч:

Κύριος ἔκτισέν με ἀρχὴν ὁδῶν αὐτοῦ εἰς ἔργα αὐτοῦ = Господь созда мя начало путей своих в дела своя (Прит 8.22).

Принимать этот текст Септуагинты “как есть” в IV веке было трудно:

“хорошо было бы это “Господь созда мя” истолковать не в том смысле, какой сам собою представляется нам в изречении, но со всем вниманием и тщанием поискать благочестиво разумеемого в сказуемом” (свт. Григорий Нисский. Опровержение Евномия. Книга третья).

В особенности это место очень мешало православным епископам в полемике с арианами:

“Искажая смысл и значение изречения, они (ариане) силятся подтвердить этим, что Бог Сын скорее сотворен, нежели рожден” (свт. Иларий Пиктавийский. О Троице 1.35).

Поскольку этот стих в греческом переводе слабо соответствовал догматике Православной Церкви, епископы обратились к Еврейской Библии. Например,

“святой Василий Великий, рассуждая об изречении «Господь созда мя», защищает православное толкование оного посредством еврейского текста: «не умолчим, что иные толкователи, которые собственное значение еврейских слов показали, «стяжа мя», вместо: «созда мя», перевели»” (свт. Филарет (Дроздов)).

И действительно, в еврейском тексте Премудрость скорее сопутствует Яхве, чем является его творением: “Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони” (Прит 8.22).

Рассмотрев фрагменты Септуагинты, которые не имеют ярко выраженного мессианского характера, далее имеет смысл обратиться к другого рода текстам LXX, которые отличаются усилением ожидания царственного мессианства.

Продолжение следует…

Литература

1. Данн Джеймс Д. Единство и многообразие в Новом Завете. Исследование природы первоначального христианства. — М.: ББИ св. апостола Андрея, 2009
2. Ианнуарий (Ивлиев), архим. Апокалипсис. Беседы на радио «Град Петров»
3. Кузнецова В.Н. Евангелие от Иоанна. Комментарий. — М., 2010. 474 с.
4. Кузнецова В.Н. Евангелие от Матфея. Комментарий. — М., 2002.  567 с.
5. Куломзин Н., прот. Мессия-пророк: мессианские чаяния еврейского народа около времен Иисуса Христа. М., 2009
6. Люст Йохан. Мессианизм и Септуагинта // Современная библеистика и Предание Церкви: Материалы VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви. — 2-е изд. — М.: Общецерковная аспирантура и докторантура им. свв. Кирилла и Мефодия, 2017 г. — С. 159-162
7. Лявданский А.К., Барский Е.В. Даниил // Православная энциклопедия. — М., 2007. — Т. XIV: «Даниил — Димитрий». — С. 8-44. — 752 с. 
8. Селезнев М. В поисках «теологии Септуагинты»: методологические аспекты // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2016. №4. С. 7–28
9. Септуагинта: древнегреческий текст Ветхого Завета в истории религиозной мысли / И.С. Вевюрко. — М.: Изд. Московского университета, 2013. – 976 с.
10. Филарет Московский (Дроздов). О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого семидесяти толковников и славенского переводов Священного Писания
11. Юревич Димитрий, прот. Значение рукописей мертвого моря для православного изучения Священного Писания
12. Юровицкая Μ.Μ. Богословская интерпретация в греческом переводе Книги Исаии  
13. Юровицкая М.М. Мессианизм в Септуагинте: история вопроса и методологические проблемы