В предыдущей заметке я пришел к выводу, что в Еврейской Библии Мессия представлен как Царь-Витязь, а не в качестве чудотворца. Это не библейская идея.
Чудес от Мессии в иудейской среде стали ожидать лишь после Маккавейских войн, о чем свидетельствуют кумранская рукопись 4Q521 (“Мессианский апокалипсис”) и 3-я книга Ездры.
Давайте рассмотрим, как шел этот процесс.
Кумранский список чудес Мессии
На вопрос Иоанна Крестителя Иисус отвечает перечислением признаков эры спасения (Лк 7,18–23), причем список чудес Мессии фактически совпал с “Мессианским апокалипсисом” (1-я четверть I в. до н.э.), автор которого переосмыслил многие пророчества из книги Исайи.
Метафоры возвращения Израиля к полноценной жизни в кумранской рукописи 4Q521 превратились в атрибуты власти Мессии: чудеса исцелений увечных и больных иудеев и даже оживление мертвецов:
«Небо и земля будут слушать Помазанника…
Он освободит пленных,
Он откроет очи слепых,
Он выпрямит согбенных. …
Он исцелит убитых, и мертвых оживит Он;
нищим возгласит Он благую весть».
Матфей и Лука буквально поняли указанный текст “Мессианский апокалипсиса” и атрибуты Мессии приписали Иисусу. В этом и заключалась цель написания евангелий: любой ценой убедить читателей, что Иисус из Назарета не самозванец, а истинный Посланник Божий.
Тогда все прекрасно понимали, что еврейский Машиах согласно предсказаниям ветхозаветных пророков должен был освободить Израиль от гнета вражеской римской империи, собрать рассеянных иудеев со всего мира на Сион и установить утопическое царство мира и благоденствия.
Эти грандиозные события были бы настолько же очевидны для любого иудея I века н.э., как и молния, которая “исходит от востока и видна бывает даже до запада” (Мф 24.27).
Но ничего из этого Иисус из Назарета не совершил. Вместо библейских мессианских деяний ранние христиане создали фольклорный конструкт Мессии с псевдомессианскими атрибутами.
В науке это “Христос веры” в отличие от “исторического Иисуса”.
Полагаю, что этот процесс изначально был стихийным и слабоуправляемым, подобно появлению советских анекдотов про Брежнева.
Поскольку сознание верующих “не терпит пустоты”, неминуемо стали появляться устные рассказы (античные анекдоты) про чудесные дела Иисуса.
“Первохристианская Церковь разделяла характерное для того времени восторженное отношение к чудесам; это подтверждают сообщения о чудесах в Деяниях апостолов. Чтобы понять это, нужно вжиться в общую атмосферу той среды, в которой она существовала. Древний человек, особенно на Ближнем Востоке, обладал большим воображением; он любил большие числа и необыкновенные происшествия” (Иоахим Иеремиас. Богословие Нового Завета).
Ранние христиане (как и вообще античные люди) были склонны доверять разного рода благочестивым легендам. Принимая такие истории, Церковь затем фактически никогда с ними уже не расставалась. Об этом свидетельствует тысячелетний период рецепции всевозможных апокрифов и легенд про христианских святых. Заимствуя рассказы о чудесах из любых источников (вплоть до рассказов про Будду), церковные авторы ловко именовали все это церковным преданием, сомневаться в котором — грех и кощунство.
Подобное происходило и в ранней Церкви, где рассказы об Иисусе Христе передавали друг другу отнюдь не “очевидцы его величия” (2Пет 1.16), а простые жители Римской империи. Представьте себе христианскую общину в Коринфе или Риме, которую основал апостол Павел или какой-то христианин из Иудеи. Благую весть и связанные с ней рассказы бесконечное количество раз пересказывали торговцы и рабы, пожилые женщины и образованные богачи.
На первых порах “фольклорный Иисус” совершал чудеса в секретной обстановке, т.е. лишь при двух-трех свидетелях (вспомните воскрешение дочери Иаира и Преображение на горе).
В отличие от последствий блистания молнии, сошествие Духа на Иисуса во время крещения и голос Бога Отца с неба вообще никто не заметил. Марк сообщает, что это откровение коснулось только самого Иисуса.
Отказ от чудес?
Изредка мы слышим, что Иисус “не мог совершить никакого чуда” (Мк 6:5). Матфею эта странная мысль не понравилась и он решил ее смягчить: “И не совершил там многих чудес” (Мф 13:58). Когда фарисеи “требовали от Него знамения с неба”, Иисус отказывался от публичной демонстрации чуда и вздыхал: “почему род этот требует знамения? Истинно говорю вам, не будет дано роду этому знамения” (Мк 8.11-12). Применив к себе пророчество из Исайи 61.1-2, Иисус всё же отказался творить чудеса в Назарете. А однажды он сказал с явным упреком: “вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес” (Ин 4:48). “Блаженны не видевшие и поверившие” (Ин 20.29).
Отметим и не менее странное замечание в евангелии от Иоанна, что Иоанн Креститель “не сотворил никакого чуда” (Ин 10:41), хотя Илия пророк в описании 3-й книги Царств, а также в Апокалипсисе отличается именно чудесами (воскрешение мертвых, сведение огня с неба на землю).
Что могло происходить в реальности?
Рассуждая об историческом Иисусе, можно допустить, что в некоторых случаях его влияние на отчаявшихся жителей Галилеи приводило к
“исцелению от страданий, имеющих психогенный характер (в особенности о том, что в текстах называется изгнанием бесов и об исцелении прокаженных в тогдашнем, широком понимании этого слова [в древности кожные заболевания, например психогенные, тоже называли проказой]. Все это лежит в русле того, что в медицине обозначается термином «императивное внушение»” (Иеремиас).
В евангелиях отмечается, что “психологическое поглаживание” со стороны Иисуса проявлялось как физически (прикосновение, объятия), так и вербально (слова поддержки и ободрения). В отличие от религиозных проповедников того времени Иисус обращал внимание на детей, обнимал их, возлагал руки и призывал на них Божию благодать. Греческое κατευλόγει в Мк 10.16 имеет усилительное значение: Иисус делал это не формально, но с большим чувством.
По всей видимости, «поглаживания» Иисуса имели безусловный характер — их не нужно было заслужить. Вполне возможно, что он смотрел на галилейских крестьян глазами библейского Мессии, призванного поддерживать отверженных, быть “отцом для нищих” (Иов 29.16), “давать суд сироте и вдове” (Втор 10.18). А вот каким должен быть истинный царь Израиля:
“Неужели ты стал царем, чтобы кедром своим кичиться? Вот отец твой поступал по справедливости … разбирал он дело бедняка и нищего. Это и значит — знать Меня! — говорит Господь” (Иер 22.15-16).
Безусловное приятие человека является даром, который напоминает любовь матери к ребёнку. Эта особенность Иисуса отмечалась и ап. Павлом:
“принимайте друг друга, как принял вас Христос” (Рим 15.7).
Вполне возможно, что безусловное принятие и «психологическое поглаживание» переворачивало жизнь несчастных жителей Галилеи.
Я допускаю, что у “бесноватой” Марии Магдалины могла наступить ремиссия психического заболевания. Но ненадолго, ведь после казни Иисуса именно у этой женщины впервые возникли видения ожившего Христа:
“Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов” (Мк 16:9).
Если у крестьянина после общения с Иисусом (временно) исчезали внешние проявления экземы или псориаза, в I в. н.э. это запросто могли счесть за исцеление от проказы.
Причины описания чудес в евангелиях
Но евангелисты описывают чудеса Иисуса по другой причине.
Им важно показать, что
“Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом, потому что Бог был с Ним” (Деян 10:38).
“Много и других знамений сотворил Иисус перед учениками Своими, о которых не написано в книге этой. Об этих же написано, чтобы вы веровали, что Иисус есть Христос, Сын Божий” (Ин 20.30-31).
В данном случае в евангелиях используется «отвлекающий маневр» — т.н. «аргумент от чудес»: «мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог» (Ин 3.2, ср. Ин 9:16, Деян 8:6). Однако в Еврейской Библии есть указание, что сами по себе чудеса не являются доказательством истинности того или иного послания (Втор 13:1–3). В новозаветных книгах подобное говорится в Мф 7.22-23 и Откр 13:14. Иными словами, любые чудеса — не аргумент!
Сокрушение власти Сатаны
А еще важно, что евангелисты (особенно Лука) видели причину болезней в происках диавола. Лука упоминает о “женщине, восемнадцать лет имевшей духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться”. Евангельский Иисус поясняет нам, что эту женщину “связал сатана” (Лк 13:11,16). У Матфея похожее: “к Иисусу привели немого, одержимого бесом. Когда бес был изгнан, немой заговорил” (Мф 9.32,33).
Иными словами, в самых ранних преданиях Иисус представлен как Мессия, сокрушающий власть сатаны над Израилем: “Если Я Духом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие” (Мф 12:28).
Кто-то спросит, как же экзорцизмы связаны с предсказаниями Еврейской Библии о грядущем Мессии?
А никак.
Эти ожидания возникли в иудейской среде лишь в последние два века перед рождением Иисуса. Например, в кумранской рукописи «Небесный князь Мелхиседек» будущий Мессия, прообразом которого выступает Мелхиседек, освобождает людей из-под рабства диавола (Велиала) (11Q13 ii 13–14):
“Мелхиседек осуществит отмщение Бож[иих] судов, [и в этот] день он освободит их от руки Велиала и от руки всех духов его жребия”.
Поскольку Марк считал экзорцизмы важным атрибутом Мессии, он привел многочисленные сообщения об изгнании бесов Иисусом: 1,23–27. 32–34. 39; 3,11,14,22–27; 5,1-20; 6,7.13; 7,24–30; 9,14–29.38–40]). А вот для Иоанна это было совершенно не актуально, поэтому в его евангелии Иисус ни разу не изгоняет бесов.
Как могли формироваться предания о чудесах Иисуса
Вернемся к списку чудес Мессии из кумранской рукописи “Мессианский апокалипсис” (4Q521).
Здесь весь космос (небо и земля) должен был послушен Мессии. И евангельский Иисус часто совершал исцеление одним повелительным словом (Мк 1,25.27; 5,8; 9,25; Лк 4,41 (έπιτιμάν) [запрещал]).
Как только указанное перечисление было ошибочно понято как перечень из пяти чудес, совершенных Иисусом в присутствии посланцев Иоанна Крестителя (Лк 7,21; Мф 11,4), должно было возникнуть желание иметь примеры для каждого из этих чудес.
Иными словами, спрос на Мессию-чудотворца породил “предложение” в виде евангельских рассказов о чудесах.
Поэтому Матфей в 8–9 главах дает примеры всех пяти чудес, хотя и в другой последовательности: «Слепые, хромые, прокаженные, глухие, мертвые».
В отличие от грандиозных деяний библейского Машиаха, такие чудеса могли быть локальными и фактически не иметь свидетелей. Спустя 40-65 лет после казни Иисуса уже некому было бы опровергать вымышленные сюжеты, связанные с его именем. Здесь мы читаем про тысячи очевидцев чудес, а позже такие же массовые сеансы чудотворений стали совершать и герои Деяний апостольских.
Например, в евангелии от Марка служение Иисуса в Галилее выглядит триумфальным:
«весь город собрался к дверям» (Мк 1.33), «весь народ пошел к Нему…» (Мк 2.13), «…за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана. И живущие в окрестностях Тира и Сидона, услышав, что Он делал, шли к Нему в великом множестве» (Мк 3.7-8). Господь, согласно Евангелию, разделяет трапезу с мытарями и грешниками (Мк 2.15-17), несмотря на нарекания со стороны книжников и фарисеев. Он побеждает демонов повсюду, не только запрещая им говорить и изгоняя их из людей (Мк 1.25; 3.11-12).
Всего Марк рассказывает о 15 чудесах, совершенных Иисусом (Мк 1.16-8.26). Четыре евангелия сообщают о совершенных Иисусом многочисленных исцелениях от всякого рода болезней, трех воскрешениях мертвых и семи чудесах в сфере природного мира.
“Его действия, возможно, пробуждали воспоминания об Илии и Елисее, очень популярных в северном царстве пророках, известных своими чудесами. Об Илии говорили, что он воскресил сына бедной вдовы, которой до того чудесным образом давал пищу. Елисею, помимо других дел, приписывают воскрешение сына вдовы, чудесное умножение хлебов и исцеление Наамана, арамейского полководца, болевшего проказой” (Хосе Пагола).
Фредерик Лейтон, 1881 г.
“Илия даже ассоциировался в умах иудеев с грядущим днем Господним (Мал 4:5: «Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного»: см. также Сир 49:10). Во многом эти знаменитые пророки, «местные герои» в глазах жителей Галилеи, послужили образцами для самого Иисуса. Подобно им, Иисус исцелял людей и, как Илия, возвещал наступление особого эсхатологического времени” (Крейг Эванс. Иисус и его мир).
Например, сцена воскрешения Иисусом единственного сына Наинской вдовы (Лк 7.12-15) во многом схожа со сценой воскрешения пророком Елисеем единственного сына Сонамитянки (4 Цар 4.35-36).
Пророк Елисей напитал двадцатью хлебами сто человек и ещё осталось, а Иисус пятью хлебами накормил пять тысяч человек. “Все наелись, и даже еще осталось — так исполнилось слово Господа” (4 Цар 4, 42-44). Эта фраза повторяется евангелистами: “Люди ели и наелись и еще набрали семь больших корзин оставшихся кусков. А было их около четырех тысяч человек” (Мк 8.1-9).
Илия взят живым на небо в глазах Елисея и Иисус Христос вознесся на небо в глазах учеников Своих (Деян 1.9, 10).
Илия вымолил для ученика дарование благодати, так и Христос после вознесения посылает ученикам дар Св. Духа.
Критический анализ евангельских чудес
Библеист Иоахим Иеремиас пришел к следующим выводам.
Во–первых: материал рассказов о чудесах весьма сильно сокращается, если его подвергнуть литературно–критическому исследованию и анализу с точки зрения языка.
При литературно–критической проверке рассказов о чудесах обнаруживается тенденция к преувеличению чудес. Растет их число, увеличиваются масштабы. Об одном и том же рассказывается несколько раз — как о разных случаях.
В некоторых случаях можно обнаружить, что рассказ о чуде возник из‑за недоразумения, связанного с языком.
Так, возникновению легенды о вселении бесов в гигантское стадо из 2000 свиней (Мк 5,12сл) в решающей мере могла способствовать двусмысленность арамейского слова ligjona, означающего: 1) легион; 2) легионер. Когда злой дух одержимого на вопрос об имени отвечает: λεγιών όνομά μοι, ότι πολλοί έσμεν (Μκ 5,9), то изначально это могло означать: «Меня зовут Солдат, потому что таких, как я, много (и мы похожи друг на друга, как один солдат на другого)». Слово ligjona было ошибочно понято как «легион»: «Меня зовут Легион, потому что нас много (и все наше полчище живет в больном)» — и в результате возникло представление об одержимости больного тысячами злых духов. Отсюда было уже недалеко до легенды о переселении бесов в свиней.
К числу чудес, порожденных языковым недоразумением, относится и рассказ о проклятии смоковницы (Мк 11,12–14.20). Имперфект jekol – арамейский оригинал слова φάγοι [да (не) вкусит] имел несколько значений. Употребляясь первоначально в значении будущего времени, он впоследствии ошибочно был понят как желательное наклонение. Провозглашение близости конца («никто уже больше не вкусит этих плодов (ибо конец наступит прежде, чем они созреют)») превратилось в проклятие («никто да не вкусит больше этих плодов»), а из этого последовало и чудо засыхания смоковницы.
Рассказ о хождении Иисуса по морю (Мк 6,45–52; Ин 6,16–21) также мог возникнуть в результате языковой ошибки из рассказа об усмирении бури (Μκ 4,35–41 пар.).
“Выражение έπΐ τής θαλάσσης (Мк 6,48; Мф 14,26; Ин 6,19) неоднозначно по смыслу и может означать: а) «у (берега) моря» (Ин 21,1) и б) «по морю». Первоначально имелось в виду первое значение, и акцент в этом рассказе приходился на Мк 6,51 (έκόπασευ ό άνεμος [прекратился ветер]).
Отмечу также, что все основные элементы рассказа об укрощении бури совпадают с деталями из книги Ионы: сильный шторм, угроза гибели, сон главного персонажа, его пробуждение, божие вмешательство, внезапное прекращение бури, великий страх очевидцев (Ион 1.4-6). Так же и с Иисусом:
“лодка наполнялась водою. А Он спал на корме… И, встав, Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И убоялись страхом великим и говорили между собою: кто же Сей, что и ветер и море повинуются Ему?» (Мк 4.37-41).
В каком-то смысле в этом эпизоде Иисус выступает не только как «новый Иона», но и в качестве самого Бога Еврейской Библии, который «укрощает шум морей, шум волн их» (Пс 64.7).
В рамках критического анализа Иеремиас пишет, что некоторые рассказы о чудесах, возможно, обязаны своим возникновением удовольствию от приукрашивания тех или иных историй или логий.
Сообщение о том, что во время ареста Иисуса одному из рабов первосвященника отрубили ухо (Мк 14,47), порождало соблазн представить его излеченным Иисусом (Лк 22,51), и если признаки наступления эры спасения (Лк 7,22) сначала были ошибочно поняты как перечисление совершенных чудес, то отсюда уже недалеко до того, чтобы предпослать этой логии образ исцеляющего Господа (ст. 21).
Относительно рассказа о статире во рту у рыбы (Мф 17,24–27) есть очень правдоподобная гипотеза, что первоначально ст. 27 имел вид: «Забрось удочку в море, продай улов и из выручки уплати храмовой налог»; ввиду распространенности сказочного мотива ценных находок в пойманной рыбе (перстень Поликрата, драгоценная жемчужина), который встречается и в еврейском предании, нетрудно представить себе, что слова άνοίξας τό στόμα αύτού εύρήσεις στατηρα [открыв рот ее, найдешь статир] (ст. 27) могли проникнуть в повествование и превратить его в рассказ о чуде.
Наконец, сюда же относится рассказ о рыбной ловле Петра (Лк 5,1–11, ср. Ин 21,1–11), который мог бы «символически представлять» следующие за ним слова «уловлять людей» (Лк 5,10; Мк 1,17).
Иеремиас отмечает, что при литературно–критическом исследовании и анализе языка рассказов о чудесах этот материал начинает таять и заметно сокращается в объеме. Есть основания утверждать, что по меньшей мере четыре из шести представленных в синоптических евангелиях чудес в сфере природного мира имеют вторичное происхождение. Вряд ли случайно, что добавленными оказываются именно природные чудеса.
Во–вторых: материал претерпевает дальнейшее сокращение, если привлечь для сравнения раввинистические и эллинистические рассказы о чудесах.
В популярной литературе того времени, особенно эллинистической, мы тоже обнаруживаем сообщения об изгнаниях бесов, исцелениях, воскрешении мертвых, усмирении бурь, чудесах с вином. Некоторые из этих чудес так тесно соприкасаются с соответствующими евангельскими, что едва ли можно избежать вывода, что христианское предание позаимствовало их (или по меньшей мере отдельные мотивы) из окружавшей среды. Так, мы имеем приписываемую Аполлонию Тианскому (I в. н.э.) историю о воскрешении юной невесты, совпадающую вплоть до деталей с воскрешением юноши из Наина (Лк 7,11–17). О Веспасиане сообщается, что он исцелил слепого с помощью слюны (ср. Мк 8,23). Мы слышим об исцеленном, уносящем кровать, на которой его принесли (ср. Мк 2,11; Ин 5,8), а превращение воды в вино широко распространено в дионисийском мифе и культе.
В третьих: еще на один шаг можно продвинуться, если проанализировать евангельские сообщения о чудесах методом истории форм; этот метод дает возможность отделить более поздние, эллинистические слои предания от древних, палестинских.
Бультман писал, что во многих новозаветных рассказах воспроизводится сложившаяся в древности топика сообщений о чудесах: они начинаются с экспозиции (страшные симптомы болезни, напрасные попытки излечения и т. д.); описывается процедура исцеления (с помощью жеста, слова, слюны и т. п.); что за чудесным исцелением следует демонстрация (парализованный несет свою кровать, слепой видит); наконец, тем, что изображается произведенное чудом впечатление (в виде заключительного хора, т. е. возгласов очевидцев, выражений изумления или страха и т. п.).
Благодаря этому было найдено важное вспомогательное средство анализа евангельских рассказов о чудесах. Признаком древности является отсутствие топики. Накопление характерных стилистических особенностей показывает, что повествование возникло в эллинистической среде. Мы сталкиваемся с древней, палестинской и более поздней, эллинистической редакциями сообщений о чудесах, из которых вторая изображает Иисуса в виде древнего чудотворца, тогда как первая в более скромной манере ставит в центр повествования полномочия Иисуса.
Это означает, что анализ рассказов о чудесах методом истории форм ведет в итоге к дальнейшему сокращению материала.
Подведем итоги
Исторический Иисус возвещал Благую весть о скором вмешательстве Бога в жизнь людей (т.е. Царства Божия).
Вполне возможно, что его общение с обездоленными и страждущими жителями Галилеи приводило к парадоксальным и удивительным результатам: некоторые ощущали воодушевление, кто-то получал так необходимое утешение, а в отдельных случаях могла наступать ремиссия психогенных заболеваний и психических расстройств.
Слух о чудотворце из Назарета мог иметь значительное распространение, ведь галилеяне не получали медицинскую помощь в больницах и в случае травмы или заболевания человека вся его семья могла прозябать на грани нищеты.
Вместе с тем евангельские повествования об Иисусе Христе не похожи на сообщения с мест из местных газет.
Они похожи на античные рассказы о славных мужах, а во многих случаях описаны в виде топики, т.е. по шаблону.
Евангелист Матфей пытался убедить читателя, что чудесные исцеления были предсказаны в книгах Ветхого Завета как важное направление деятельности еврейского Мессии. Но Еврейская Библия на самом деле не содержит «пророчеств» о грядущем Мессии-чудотворце. Такие представления о Машиахе возникли и были литературно оформлены лишь во II-I веках до н.э. В первую очередь это касается таких межзаветных произведений, как 3-я книга Ездры и «Мессианский апокалипсис» (кумранская рукопись 4Q521), список чудес из которого, во всей видимости, и стал руководством для подбора повествований об Иисусе из Назарета в евангелиях, написанных спустя 40-64 лет после его казни.
Важно отметить, что в самых ранних книгах Нового Завета — письмах апостола Павла — вообще не сообщается о чудесах, совершенных Иисусом, а все внимание уделено значению его смерти и воскрешения Богом.
Таким образом, анализ исторических источников позволяет сделать вывод, что исторический Иисус мог доставлять облегчение каким-то страждущим. После его казни некоторые из учеников получали видения и убедились, что Бог воскресил Иисуса.
Для первых христиан это означало начало мессианской эры, как это представлено в апокрифах межзаветного периода. Первоначально это было сутью христианской проповеди среди иудеев и «боящихся Бога» из язычников.
Впоследствии распространение вести о Христе неминуемо сопровождалось умножением устных преданий (хрий-анекдотов) о чудесных ситуациях, связанных с Иисусом из Назарета. Часть этих устных преданий попали в канонические евангелия, а некоторые из рассказов были придуманы самими евангелистами для соответствия «списку чудес Мессии», имевших хождение в то время в иудео-христианской среде.
Библеисты отмечают, что евангелист Матфей имел тенденцию удваивать чудесные элементы в своем евангелии. А Лука в Деяниях апостолов фактически отзеркалил чудеса Христовы в трудах его учеников (Петр и Павел воскрешают умерших, без прикосновения исцеляют больных и т.д.).
Фактически все дошедшие до нас описания чудес Иисуса (особенно природные чудеса) являются литературным вымыслом и не имеют отношения к словам и делам исторического Иисуса.
Литература
- Иеремиас Иоахим. Богословие Нового Завета. Часть 1. Провозвестие Иисуса. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — 367 с.
- Иисус. Все мировые исследования / под редакцией Джеймса Чарлзворта с участием Брайана Ри и Петра Покорны. — М.: Эксмо, 2021. — 1056 с.
- Пагола Хосе. Жизнь Иисуса. Тысячелетняя тайна христианства. — М.: Эксмо, 2014. — 592 с.
- Эванс К. Иисус и его мир: Новейшие открытия. — М.: Эксмо, 2015. — 302 с.
