“Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку”. Ч.2. Божественное величие византийского императора

В первой части нашего анализа мы предположили, что Церковь разделила людей на две категории: “власть предержащая” и “маленький человек”. Первые могут жить так, будто  христианские заповеди их не касаются, а последние за такое же поведение будут жестоко наказаны в этом веке или же в будущем.

Это очень плохо коррелирует со словами Иисуса:

“цари у язычников господствуют над своими подданными, и правители их называют себя благодетелями. У вас же пусть будет не так! Пусть старший среди вас ведет себя как младший, а главный — как слуга” (Лк 22.25-26).

Противопоставление языческих царей и христианских лидеров может стать отправной точкой для большого разговора о статусе византийского императора как обожествленного правителя.

Мы знаем, что в эллинистических, то есть языческих, государствах почитание царей как богов было в норме вещей.

Но появившееся в I в. н.э. сообщество христиан сильно отличалось от окружающих язычников.

Переводчик Нового Завета епископ Кассиан (Безобразов) помогает нам уяснить суть проблемы: 

“В Римской империи обожествление государства получило в императорском культе свое религиозное выражение. 

На исходе I века римская императорская власть потребовала от христиан религиозного поклонения. Этого поклонения Церковь оказать ей не могла. Царство кесаря вторгалось в область Божьего…

Государство не представляет собою самодовлеющей ценности. Абсолютизация государства, как и обожествление мира, есть служение твари паче Творца. Этот путь для христианина закрыт. Отчужденность новозаветных писателей от государства есть молчаливая борьба против абсолютизации государства.

Последний ответ Нового Завета на поставленный нами вопрос о христианской ценности государства есть осуждение Римской империи. Ответом Церкви могло быть и было только решительное «нет». 

Позже Церковь пыталась привлечь государство на служение Христу, «пронизать государственные учреждения светом Христовым, вдохнуть Его дух в государственные формы… Ни одна из этих попыток не удалась. Наши предки — в XV веке — были свидетелями крушения Византии. Третий Рим рухнул на наших глазах. И трагедия России, причина ее падения, заключалась, прежде всего, в том, что она пыталась соединить — несоединимое: царство кесаря с Царством Божиим. Всякая попытка построить государство на законе Христовом роковым образом обречена на неудачу».

Как мы видим, еп. Кассиан весьма пессимистично относился к попыткам слияния царства Яхве и империи Рима (первого, второго и третьего Рима).

К такими же выводам пришел и церковный историк протопресвитер Иоанн Мейендорф: 

«Римская империя, принявшая в IV веке христианство и затем сделавшая его своей государственной религией, была империей, управлявшейся самодержавно лицом — или лицами, – которые считались божественными. Обожествление императора имеет древние корни, особенно в эллинизме. Христиане столкнулись с ней во время преследований, когда их библейский монотеизм, провозглашавший исключительную верность только одному Христу как единому Господу (Kyrios), понуждал их отказываться от участия в культе императора, и отказ этот был равносилен нарушению гражданской лояльности.

Это эллинистическое по существу своему религиозное понимание роли императора, несомненно, не исчезло в одночасье; оно, наоборот, было включено в новое христианское понимание римского общества… личность императора сохраняла священный характер, подчеркивавшийся дворцовыми церемониями; сохранилась также эллинистическая лексика при обращении к «божественному» императору и описании его функций”.

Обратимся назад к ветхозаветным временам и вспомним, что согласно 1 книге Царств иудеи обратились с просьбой к Самуилу:

“поставь над нами царя, чтобы он нами правил, как это есть у других народов» (1 Цар 8.5).

И Самуил получает такой ответ от Яхве:

“это не тебя они отвергли, а Меня, — не хотят, чтобы Я был их царем”.

Однако народ не прислушался к словам Самуила.

«Нет, — сказали они, — пусть будет царь над нами, чтобы и мы были как другие народы: чтобы царь правил нами, возглавлял нас в походах и вел нас на битву» (1 Цар 8.19-20).

Здесь отражено стремление иудеев быть, “как другие народы”, то есть как языческие народы.

Прот. А. Сорокин подчеркивает, что

“монархия по типу «как прочие народы» входила в прямое противоречие с теми законами, по которым жили 12 колен Израилевых в домонархический период и которые были укоренены в Синайском законодательстве… Все предписания закона рассматривают это равенство всех перед единым Господом как высшую общественную ценность. Царская власть была прямой угрозой такому устройству, а значит, действительно лишала Израиль главного качества — качества освобожденного народа, свобода которого укоренена в принадлежности и служении исключительно JHWH”.

В итоге Яхве отказывается, а затем дает неожиданное согласие на введение монархии в Израиле. 

Прот. А. Сорокин полагает, что

“смысл таких «зигзагов» заключается в том, что Бог, принимая какую-либо человеческую инициативу, очищает ее от чего-то ненужного, лишнего и, в конечном итоге, не приемлемого для плана спасения — как будто отказывается от нее, а затем неожиданно соглашается, но наполняет Своим, новым содержанием”.

И действительно, монархия в Древнем Израиле существенно отличалась от царской власти в Египте или в Шумере, где цари почитались за богов.

Например, владыка Урука  Гильгамеш был на две трети бог и лишь на треть человек. В Древнем Египте фараон считался земным воплощением бога Гора.

Но в народе Божием не было абсолютной монархии, а цари должны были руководствоваться законами Яхве. 

С похожей проблемой столкнулся Новый Израиль — последователи Иисуса из Назарета.

После решительного “Нет!” в адрес царства Рима, высказанного на грани  I-II веков, Церковь произнесла внятное “Да!” в начале IV века. 

 

 

 

 

 

 

 

Уже во II и III веках мы слышим вполне примирительные голоса. Так свт. Климент Римский в молитве за императора говорит о необходимости подчиняться той власти, которая исходит от Бога:

«Ты, Владыко, дал им власть царства великолепною и неизъяснимою державою Твоею, чтобы мы, знающие славу и честь, которые Ты им дал, подчинялись им, ни в чем не противясь воле Твоей» (Clem. Rom. Ep. I ad Cor. 61).

Свт. Ириней Лионский пошел дальше и коснулся библейской темы царя-священника:

«Всякий царь праведный имеет священнический чин» (Iren. Adv. haer. IV 8. 3).

В панегириках Евсевия императору Константину IV-го века мы заметили первые намеки на божественное почитание императора в христианской традиции. Тогда прозвучало определение правителя империи как наместника Божия на земле, в дальнейшем ставшее ключевым в идеологии монархизма. 

Вот как еп. Евсевий описывал дарования некрещенного императора:

«Он получает свой ум от великого источника всякого ума; он мудр и добр, и праведен, ибо причастен к совершенной мудрости, добру и праведности; он добродетелен, ибо следует примеру совершенной добродетели; он мужествен, как причастник всевышней силы. И воистину, да хранит он императорский титул, приучивший его душу к царственным добродетелям по образцу Небесного царствия».

Такой панегирик традиционно зачитывался языческому императору. Теперь епископы стали подобными словами возносить императоров христианской империи.

Рассмотрим теперь по порядку признаки обожествления византийского и российского императора в церковной традиции IV-XX веков.

Организация и участие в проведении церковных соборов

I Вселенский Собор явился прецедентом последующих Вселенских и иных Соборов, выносивших определения по вопросам вероучения: они созывались императорами, которые могли председательствовать на них и даже предопределять их постановления.

Царство Константина и его преемников получило едва ли не эсхатологическое измерение, когда еп. Евсевий отнес к нему слова Св. Писания:

«Потом примут царство святые Всевышнего» (Дан 7.18).

Христианские общины I-III веков не имели опыта централизации. Чтобы созвать собор, христианские общины IV в. прибегали к арбитражу императора: собор созывал император и председательствовал он — вернее, его чиновники. Так, все семь вселенских соборов, сформулировавших догматы и каноны единой Церкви до раскола 1054 г., были созваны императорами или императрицами.

Положение еще осложнялось тем, что в течение IV и V веков епископы не могли прийти к согласию между собой. Собор следовал за собором, выдвигая формулу за формулой, и для достижения единства императорам приходилось фактически делать выбор между церковными партиями и потому самим интерпретировать соборные формулы. 

Из многих случаев видно, что Константин и его преемники с большой неохотой брали на себя роль истолкователей христианского богословия и церковной дисциплины и что сами христиане обращались к ним, предлагая выполнять эту функцию. Наиболее известной является роль Константина в урегулировании донатистского спора в Африке. Его личное решение спора в пользу кафолической партии последовало за долгими и упорными попытками разрешить этот спор соборно (соборы в Риме, затем в Арле). Иногда это был прямой отказ императора вмешиваться в дела Церкви. Так, письменно обращаясь к епископам, собравшимся в Эфесе в 431 г., Феодосий II повелевает своему делегату Кандидиану совершенно не касаться проблем и несогласий, относящихся к догматам веры,

«ибо нежелательно, чтобы в церковные вопросы и обсуждения вмешивался человек, не принадлежащий к сообществу святых епископов».

Но так было не всегда.

В Риме в 352 г. умершего Юлия сменил папа Либерий. От него император потребовал собора и осуждения свт. Афанасия. Папа пробовал защищаться, но безуспешно. В 355 г. 300 западных епископов в Милане, где в то время находился двор, уступили грубой силе.

«Моя воля – вот для вас канон», – грубо ответил имп. Констанций на просьбу епископов канонически исследовать вопрос.

Все, кроме нескольких твердых, подписали осуждение Афанасия Александрийского. Твердых немедленно сослали. Сослали и Либерия, отказавшегося признать решение собора. А императорские чиновники обходили весь Запад, собирая подписи от епископов.

Постепенно все свыклись с мыслью, что император — главный блюститель церковной жизни.

В 1393 г. московский великий князь Василий I Димитриевич пытался отказаться от поминовения императора в Русской Церкви. Константинопольский патриарх Антоний IV направил ему послание, в котором защищал престиж императора как главы христианского мира:

«Святой царь большое место имеет в Церкви; он не то, что другие князи и местные властители, ибо изначала цари утвердили и определили благочестие по всей вселенной, и Вселенские Соборы цари собрали, и то, что относится к правым догматам и к христианскому жительству, что говорят божественные и священные каноны… и много подвизались против ересей, и первоседания архиереев и разделение их округов и границы епархий начертали царские указы с Соборами, почему они имеют великую честь и место в Церкви. И доныне такую же хиротонию имеет царь от Церкви и такой же чин и такие же молитвы и великим помазуется Миром и хиротонисуется царем и самодержцем римлян, т. е. всех христиан и на всяком месте и всеми патриархами и митрополитами и епископами поминается имя царя, где только именуются христиане, чего никак не имеет никто из прочих правителей или местоначальников… Совсем нехорошо, когда ты говоришь: у нас есть Церковь, но нет царя. Совершенно невозможно, чтобы у христиан была Церковь, а царя не было, ибо царство и Церковь составляют единство и общность, и невозможно разделить их”.

Итак, византийский император — верховный арбитр и непременный председатель любого догматического Собора, именно он выносит конечное решение.

Церковное законотворчество и дар богодухновенности

Законодательные права императора в церковной сфере простирались достаточно широко. Юстиниан (V-VI вв.) взял инициативу церковного законодательства на себя. 

Император стал вводить новые нормы церковного права. Ранее это была прерогатива церковных соборов, определения которых открывались древней формулой:

«изволися Духу Святому и нам» (Деян 15.28).

Так, например, безбрачие епископов могло быть местной нормой или широко распространенной тенденцией, но только в законах Юстиниана оно стало обязательным для Вселенской Церкви. 

Отметим, что моногамия епископата была утверждена одним из библейских авторов:

«епископ должен быть одной жены муж» (1 Тим 3.2).

Затем пришел византийский император и постановил противоположное.

Полагаю, что для этого император должен был обладать даром богодухновенности, как и автор послания к Тимофею.

Жюжи считает, что

Юстиниан утверждал в Церкви свое «всемогущество», «верховную власть юрисдикции» и даже, если не в теории, то на практике, «некую вероучительную непогрешимость» (Jugie M. Justinien // DTC. 1947. T. 8. Col. 2279).

Таким же образом «типовой» монастырский устав, предлагаемый 133-й новеллой Юстиниана, мог основываться на уставах отдельных монастырей, но лишь за подписью императора стал общецерковной нормой. 

В известном смысле Юстиниан считал себя главой Церкви.

«Нет ничего недоступного для надзора царю, приявшему от Бога общее попечение о всех людях», — говорится в новелле «О монахах и монахинях и их образе жизни».

Императору подобает верховное попечение о Церквах и забота о спасении подданных, он — блюститель канонов и божественных законов (Novell. Just. 109. Epil.).

По тексту 6-й новеллы, царство заботится и о догматах, и о чести священников, и о соблюдении церковных канонов, т.е. устрояет предельно широко понимаемую человеческую сторону Церкви. Об этом вполне ясно говорит уже заголовок этой новеллы:

«О том, как надлежит хиротонисать епископов и пресвитеров и диаконов и диаконисс и какие наказания преступающим предначертания настоящего указа».

Законы Юстиниана касались всех сторон церковной жизни.

Императорские Конституции о вере, изданные Зиноном, Анастасией и Юстинианом, пытались, минуя соборные процедуры, навязать императорское понимание предыдущих соборных постановлений и только после этого добиться согласия епископов.

В результате законодательной деятельности Юстиниана императорские законы перестали быть второстепенным, дополнительным источником церковного права и приобрели первостепенное значение. Вскоре после Юстиниана стали составляться церковно-законодательные сборники, получившие характерное название «номоканоны» (νομοκανών), указывающее на 2 источника церковного законодательства: церковные каноны и императорские законы.

Вот почему нужно ставить вопрос о богодухновенности конкретного императора, ведь его тексты становились законами Церкви без одобрения синодом или собором епископов.

Кстати, одна из проповедей, приписываемая императору Константину, начинается так:

«Да пребудет всемогущее вдохновение Отца и Его Сына на мне, говорящем ныне».

Не понятно, для чего вообще тогда были необходимы совещания епископов, если любой император мог издать церковное правило или даже определение догмата веры.

Роль императора в избрании патриархов и в иных сферах церковной жизни

Со временем для избрания Константинопольского патриарха  установилась формальная процедура: Синод выдвигал 3 кандидатов, из которых император избирал одного. Если император хотел, он мог заранее сообщить Синоду имя своего кандидата. Если он был недоволен выбором Синода, он мог отменить его решение и назначить патриарха сам. По словам Феодора Вальсамона,

император «и без выборов нарекает и патриархов, и епископов».

С особой эмфазой эту тему развивает в ХIII в. архиепископ Димитрий II Хоматиан:

«Царь, будучи и называясь общим эпистимонархом [благочинным] Церквей, соборными решениями руководит и дает им силу, упорядочивает церковные чины и законодательствует о жизни и поведении клириков, а также о судебных делах епископов и клириков и об избрании на кафедры вдовствующих церквей… и кроме единого лишь священнодействия остальные архиерейские права ясно изображает царь, пользуясь ими законно и канонично».

В XIV в. появилось синодальное постановление о правах императора в важнейших сферах церковной жизни.

Так, за императором закреплялось также право перемещать архиереев с кафедры на кафедру, хотя по канонам это перемещение вовсе воспрещается, повышать архиерея в ранге (епископа возводить в митрополита), менять границы епархий и митрополий, объединять епархии. Под контролем императора находилось и назначение высших чинов патриархии.

Император издал распоряжение епископам и пресвитерам читать вслух, а не про себя молитвы Евхаристии и Крещения. Временами тактически уступая Риму, Юстиниан на самом деле не хотел поддаваться римским притязаниям, стремясь управлять всеми 5 Патриархатами своей обширной империи. Структура Церкви в представлении Юстиниана видна по адресованию, которым он иногда сопровождал свои законы:

“Обо всем этом святейшие патриархи пусть известят подчиненных им боголюбезнейших митрополитов, они же пусть сообщат подчиненным им боголюбезнейшим епископам, те же известят подвластные им монастыри, чтобы богопочитание пребывало неповрежденным всегда и повсюду”.

Право предоставления автономии (автокефалии)

Подтверждая права старых Церквей, император своей властью воздвигает новую автономную (фактически автокефальную, с номинальной лишь зависимостью от Рима) Церковь у себя на родине, где на месте скромной деревни вырос по его повелению великолепный город Юстиниана Первая. Эта Церковь вскоре погибла в потопе славянского нашествия, но впоследствии о ней вспоминали как о прецеденте создания новых автокефальных Церквей на Балканах.

Богослужебные функции императора

69-е правило VI Вселенского Собора, запрещая мирянам входить в алтарь, делает исключение для императора в случае, когда тот 

«восхощет принести дары Творцу».

Аристин уточняет правило:

«царь беспрепятственно входит в алтарь, когда бы ни захотел, и приносит дары Богу».

Патриарх Феодор IV Вальсамон поясняет царскую привилегию:

«Православные цари, нарекающие патриархов призыванием Св. Троицы, помазанники (χριστοί) Господни, беспрепятственно, когда только захотят, входят в святой алтарь, кадят, осеняют трикирием, как и архиереи. Но и катихизически поучают народ, что дано одним лишь местным архиереям… Помазанник Господень… благословно украшается архиерейскими дарованиями».

При коронации императора тот входит в алтарь после «Святая святым», кадит престол с 4 сторон, затем патриарха, который, приветствуя царя, берет у него кадило и кадит его.

Император снимает венец, и патриарх, причастившись сам, причащает его,

«как священников» (Изложение священнодействий).

Божественные и священнические титулы императоров

Императоры, которые поддерживали позиции, считавшиеся православными, наделялись «божественными» и «священническими» титулами; те же, которые, наоборот, поддерживали еретиков и преследовали православных, впоследствии считались тиранами.

Лучше всех указанный тезис сформулировал в VI веке диакон Агапит:

«Хотя телом император подобен всем людям, но по власти своего служения он подобен Богу… ибо на земле нет ему равных. Потому как Бог да не будет он никогда раздражителен или гневен; а как человек да не будет он горд. Ибо, хотя в лице своем он яко Бог, он есть всего лишь прах, и да учит его это равенству со всеми людьми».

По этой формуле, в противовес западному абсолютизму позднейших времен, царь подотчетен только Богу, а не своим подданным. Он несет ответственность перед Богом не только за мирское благополучие государства, но и за моральное состояние своих подданных.

В посланиях папы Льва Римского к императорам есть формальное признание их прав не только созывать церковные соборы и руководить ими, но и еще более двусмысленные утверждения; он, например, выражает радость по поводу того, что душа Феодосия II

«не только императорская, но и священническая»; он желает Маркиану «помимо императорского венца еще и священническую пальму».

Знаменитый канонист XII века Вальсамон утверждает, что император обладает епископским достоинством. Солунский архиепископ Симеон в XV веке называет царя владыкой Церкви и причисляет его к духовенству.

Болгарский архиепископ Димитрий Хаматиан пишет в XIII веке:

«Царство установлено Богом… Царь равноценен с Богом».

Выдающийся церковный историк Д.В.Поспеловский считает, что эти слова —

“прямое богохульство”.

Культ византийского императора ежедневно выражался в торжественных и впечатляющих церемониях императорского двора с участием представителей Церкви и множества придворных.

Церемонии двора сопровождались молитвенными призываниями Бога, каждением; этим они не только напоминали богослужение, но

оказали на христианское богослужение немалое влияние своими словесными формулами и титулами (например, «εἰς πολλὰ ἔτη δέσποτα»), облачениями (саккос — первоначально императорское одеяние) и даже музыкальным сопровождением: орган, употреблявшийся в византийских придворных церемониях, был заимствован католиками после завоевания Константинополя в 1204 г.

Изображение императоров с нимбами на фресках и иконах 

Почитание воздавалось не только императору лично, но и его изображениям, которые во множестве рассылались во все концы империи. Все, что имело отношение к императору, носило титул божественного, священного и святого: «священный закон», «священное послание», «священный гардероб», «священная опочивальня» и т.п. 

Имея титул «святого», император изображался с нимбом. Традиция представлять императоров с сияющим ореолом  долго жила в Восточно-Римской империи (Византии). В этом случае нимбы не свидетельствовали о почитании святым изображённого, а показывали его статус.

Византийским императорам писали нимб на иконах еще при жизни, причем этот нимб не имел никакого отношения к нравственности. Это атрибут божественной власти. Он «боговенчанный» и «император от Бога».

Например, в историографической традиции византийский император Михаил III  представлен как распутный тиран, ему даётся прозвище Мефист (Пьяница). По свидетельству Симеона Магистра:

 

„За столом в пьяной компании товарищи его пиршеств состязались в бесчинствах, а царь любовался этим и выдавал награду до ста золотых монет самому грязному развратнику, который умел испускать ветры с такой силой, что мог потушить свечу на столе“.

Михаил III сам выступал на ипподроме в качестве возницы под цветами «голубых», а когда многие стали открыто выражать недовольство по такому поводу, устроил закрытый ипподром и состязался там.

Традиция изображения царя с нимбом перешла и в Российскую империю. 

В 1882 г. было решено возобновить роспись Грановитой палаты Московского Кремля. Следуя схемам и описаниям Ушакова, мастера создали портреты российских государей в стилистике живописи эпохи историзма. Монументальная фигура Иоанна Грозного помещена на откосе окна южной стены в одном ряду с изображениями благоверных великого князя Димитрия Донского, великих князей Иоанна III и Василия II. У царя вокруг головы нимб (надпись: «Благоверный и христолюбивый, Богом венчанный, великий государь царь и великий князь Иоанн Василиевич, всея Великия России, многих государств государь и самодержец»). 

Канонизация императоров и мирян

Рассмотрим внушительный список канонизированных византийских императоров и их жен:

• равноап. Константин I Великий и мать его равноап. Елена; 
• Феодосий I Великий; его супруга Плакилла; 
• Феодосий II Младший; супруга его Евдокия (Афинаида); 
• Маркиан; супруга его Пульхерия; 
• Лев I Великий; 
• Маркиана, супруга Юстина I; 
• Юстиниан I; супруга его Феодора; 
• Константин III; 
• Анфуса, дочь Константина V; 
• Феодора, мать Михаила III; 
• Феофания (Феофано), 1-я супруга Льва VI; 
• Никифор Фока; 
• Ирина, в монашестве Ксения, супруга Иоанна II Комнина; 
• Иоанн III Дука Ватац, Милостивый; 
• Феодора, царица Эпирская; 
• Мануил II Палеолог; его супруга Елена Драгаш и их сын царь-мученик Константин

Интересно, почему не существует подобного списка византийских “маленьких людей” — обычных мирян, не связанных с императорскими семьями или монашеством?

Отметим, что в Византии иерархия формально отказалась от применения канонических санкций против императора и высших чиновников.  За уклончивыми словами

«да не будет от патриарха никакого отлучения, препятствующего служениям и деяниям царским»

виден отказ от прещений против императоров. 

Неподсудность императора выражалась, в частности, в том, что императоры никогда не были официально осуждены за ересь, хотя, конечно, бывали императоры, поддерживавшие ересь или даже (в случае Константина V) активно разрабатывавшие еретическую теорию.

Российский император как глава Церкви 

В 1721 г. царь Петр I провозгласил Российское государство империей, наследственной монархией во главе с императором. С упразднением патриаршества формально право управления церковными учреждениями было предоставлено коллегиальному органу Святейшему Синоду. При этом Церковь практически утратила возможность самостоятельно решать свои внутренние дела без одобрения императора. Император Павел I уже официально провозгласил себя главой Русской Церкви.

В Российской империи государь сравнивался в своей земной жизни с Богом, поскольку имел над людьми высшую власть. 

Кредо императрицы Екатерины было высказано в 1761 г.:

«Уважать веру, но никак не давать ей влиять на государственные дела».

Она прямо заявляла Синоду, что архиереи не только служители алтаря, но в первую очередь

«государственные особы», её «вернейшие подданные», для которых «власть монарха выше законов евангельских».

Конец императорского гнета на Русскую Церковь пришелся на начало ХХ века. 

9 (22) марта 1917 г. Святейший Синод выпустил «Обращение ко всем чадам Православной Российской Церкви по поводу отречения Императора Николая II и отказа Великого Князя Михаила воспринять власть до решения Учредительного Собрания». В документе было сказано:

«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни… оставьте в это великое историческое время всякие распри и несогласия… доверьтесь Временному Правительству».

Среди подписавших это «Обращение» отметим трех архиереев:

• Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский (священномученик);
• Сергий (Страгородский), архиепископ Финляндский (будущий Патриарх Московский и всея Руси);
• Тихон (Белавин), архиепископ Литовский (будущий Патриарх Московский и всея России. Канонизирован в лике исповедников).

Извилистый церковный путь шел от отрицания божественных притязаний римского императора до совершенного отрицания,

“чтобы у христиан была Церковь, а царя не было, ибо царство и Церковь составляют единство и общность, и невозможно разделить их”.

Но в итоге он завершился публичным признанием того, что отречение императора от трона — это исполнение воли Божией. 

Время монархии в России закончилось. Но патриархи РПЦ по старой традиции продолжили возносить панегирики правителям СССР и Российской Федерации.

В своей речи перед панихидой по Сталину  патриарх Алексий I (Симанский) назвал его «Великим Вождем нашего народа», трижды гениальным — ученым, полководцем и мыслителем. «Память о нем для нас незабвенна, и наша Русская Православная Церковь, оплакивая его уход от нас, провожает его в последний путь, „в путь всея земли“, горячей молитвой. Нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы молитвенно, с глубокой, горячей любовью возглашаем вечную память», — сказал Алексий I.

Подведем итоги

“Можно без всякого преувеличения сказать, что обращение императора Константина повлекло за собой самый большой перелом из всех, когда-либо пережитых Церковью. 

В дни Константина завершается та эволюция Римской Империи, которая началась с первого же соприкосновения ее с эллинистическим востоком. Это постепенное перерождение римского принципата в теократическую монархию, где император становится связующим звеном между Богом и миром, а государство – земным отображением небесного закона…

С самого начала сознание христиан заворожено было обращением Константина; оно-то и помешало Церкви пересмотреть в евангельском свете теократический абсолютизм античной государственности…

После Миланского эдикта теократическая природа государства остается неприкосновенной; религия есть дело государства по преимуществу, потому что само государство есть божественное установление, божественная «форма» человеческого общества” (прот. А. Шмеман).

В Византии император являлся неограниченным правителем — верховным законодателем и главой исполнительной власти, верховным главнокомандующим и судьей, высшей апелляционной инстанцией.

Пышный церемониал способствовал возвышению императорской власти, отделял императора от массы подданных.

В «синтезе» Юстиниана первая глава в истории христианского мира завершилась победным возвратом в него языческого абсолютизма и обожествления императора.

Некоторые исследователи называют это цезаропапистской ересью. 

Император стал вводить новые нормы церковного права. Так, например, безбрачие епископов могло быть местной нормой или широко распространенной тенденцией, но только в законах Юстиниана оно стало обязательным для Вселенской Церкви. Моногамия епископата была утверждена одним из библейских авторов: «епископ должен быть одной жены муж» (1 Тим 3.2). Затем пришел византийский император и постановил противоположное.

Церковно-законодательные сборники, получившие характерное название «номоканоны» (νομοκανών), указывали на 2 источника церковного законодательства: церковные каноны и императорские законы. Вот почему нужно ставить вопрос о богодухновенности конкретного императора, ведь его тексты становились законами Церкви без одобрения синодом или собором епископов. 

Неподсудность императора выражалась, в частности, в том, что императоры никогда не были официально осуждены за ересь.

По словам патриарха Феодора Вальсамона, император «и без выборов нарекает и патриархов, и епископов».

Император своей властью воздвигал новую автономную (фактически автокефальную) церковь.

Трагедия Российской империи, причина ее падения, заключалась в том, что она пыталась соединить несоединимое: царство кесаря с Царством Божиим.

Перечислим особенности христианского императора, которые отличали его от обычных смертных, т.н. “маленьких людей”:

• даже будучи некрещенным человеком, он созывал Вселенский Собор и предопределял его решения; 
• император «и без выборов нарекает и патриархов, и епископов», 
• издавал законы, касающиеся внутренней жизни Церкви, а также тексты, толковавшие догматические определения;
• был фактической главой христианской Церкви;
• императора сравнивали с Богом и даже отождествляли: “царь равноценен с Богом”;
• почитание воздавалось не только императору лично, но и его изображениям. Имея титул «святого», император изображался с нимбом;
• императоры никогда не были официально осуждены за ересь. Многие из них были канонизированы;
• многое указывает на претензию византийского императора на обладание даром непогрешимости и богодухновенности;
• в России «власть монарха выше законов евангельских».

Итак, византийский император превознесен над областью земного и человеческого, находится в непосредственном общении с Богом и является предметом своеобразного политико-религиозного поклонения. Как говорится,

“что дозволено Юпитеру, не дозволено быку”.

Источники

1. Император / Православная энциклопедия. Т. 22. — М.,  2014. С. 393-406
2. Кассиан (Безобразов), еп. Царство кесаря перед судом Нового Завета. — М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, Общество любителей церковной истории, 2001
3. Мейендорф Иоанн, прот. Единство Империи и разделения христиан. Церковь в 450-680 гг. — М.: ПСТГУ, 2012. — 520 с.
4. Мецгер Б.М. Канон Нового Завета. – 6-е изд. – М.: ББИ ап. Андрея, 2008 
5. Сорокин Александр, прот. Введение в Священное Писание Ветхого Завета. Курс лекций. — СПб.: Институт богословия и философии, 2002. — 362 с.
6. Федоров В.А. Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период 1700-1917. — М.: Русская панорама, 2003. С. 166
7. Шмеман Александр, прот. Исторический путь православия. – Нью-Йорк, 1954