Подробности моего ухода из РПЦ: угрозы митрополита, доносы в «органы» и бегство в Голландию

Ранее я писал о мировоззренческих мотивах, которые привели к моему уходу из РПЦ. Теперь я готов открыть всю картину целиком: я не мог больше оставаться в церковной системе не только потому, что стал атеистом. Я — гей и никогда не чувствовал себя в безопасности в РПЦ, а в последние годы стал объектом травли со стороны митрополита и его окружения, знавших о моей ориентации.

Митрополиту Меркурию я признался давно, когда еще наивно воспринимал его как духовного отца. Впоследствии мне не раз пришлось об этом пожалеть. В церковной системе люди по-разному относятся к геям, в зависимости от своей чувствительности к этой теме. У всех разный психологический порог отвращения. Некоторые священники — бисексуалы и имели опыт однополых отношений, для других это омерзительно до такой степени, что они морщатся при одной речи о гомосексуалистах. 

Геи в РПЦ находятся в двойственной ситуации. С одной стороны, все знают о существовании гей-лобби и возможности сделать легкую карьеру, пройдя через архиерейскую постель. С другой стороны — наиболее активные прихожане церкви — ярые гомофобы, и опираясь именно на них, РПЦ строит из себя оплот традиционной сексуальной морали. Получается, что система позволяет практиковать гомосексуальные связи, только если ты не выносишь их за пределы “системы”. Среди епископата, духовенства и семинаристов РПЦ популярно такое выражение:

“можно всё, главное — не спалиться!”

Иными словами, твое сексуальное поведение никого не интересует до тех пор, пока оно не станет достоянием общественности. Если ты “сольешься” (видеосъемка, свидетели, посты в соцсетях и т.д.), твои коллеги, которые годами закрывают глаза на ориентацию друг друга, дружно подключатся с твоему избиению, а на церковном суде тебя ждет самый суровый приговор с опорой на древние каноны. Конечно, это не относится к епископам-геям, они в особом положении, и система будет их всячески защищать и выгораживать.

Митрополит Меркурий (Игорь Иванов) всегда очень сильно переживает за свое положение в глазах патриарха (Владимира Гундяева) — думаю, эти страхи серьезно отравляют ему жизнь и здоровье. Поэтому любой скандал вокруг РПЦ, который может потревожить Гундяева, Иванов старается максимально купировать у себя в Донской митрополии. Меркурия, в свою очередь, окружают протоиереи-карьеристы, которые пытаются предугадать любые капризы своего шефа и зачастую перегибают палку.

Так, после скандала в Казанской семинарии, где по слухам игумен изнасиловал многих семинаристов, руководство Донской семинарии озаботилось поиском геев среди собственных преподавателей. Меня тоже подозревали в нетрадиционной ориентации, но фактов, которые могли бы привести к увольнению, не было. 

Я переживал за свое будущее: отчасти из-за денег, ведь я жил только на зарплату в соборе и семинарии, у меня не было богатых спонсоров, но еще больше я боялся разочаровать людей. Меня удерживали церковные люди, которые любили меня и нуждались в моей поддержке как священника.

В любой момент мою личную жизнь могли предать огласке — тогда бы меня выгнали отовсюду и постарались по-полной опорочить. 

В конечном счете, я устал жить в разладе с самим собой и решил уйти — я потерял работу, стабильный доход, многих друзей, но чувствовал себя хорошо, потому что поступил так, как считал правильным. Я не видел в своей гей-ориентации ничего предосудительного и не хотел больше притворяться, будто я чту ветхозаветную половую мораль. 

Важным событием, подвигнувшим меня к уходу, стал конфликт с самым известным священником-геем в Ростовской епархии. Ему не понравилось, что я общаюсь с парнями, на которых он положил глаз, и на почве ревности он стал распространять обо мне лживые слухи,  пугать мной митрополита и даже писать доносы в “органы”.

Этого священника особенно возмущало, что я запросто обсуждаю в своем кругу тему ЛГБТ, и открыто признаюсь, что не вижу ничего плохого в людях гей-ориентации.

Думаю, его пугала возможность собственного разоблачения, и он старательно играл в защитника традиционных ценностей, чтобы отвести от себя подозрения. Поэтому его так бесило, что я вовсе не собирался плясать под ту же гомофобную дудочку и изображать из себя ханжу. Этот человек красочно описал митрополиту последствия моего вольнодумства для РПЦ и карьерные риски лично для Меркурия. 

Надо сказать, что за последние годы мои отношения с митрополитом свелись к игнорированию и нескрываемому презрению в мой адрес. Даже на собраниях священников он пытался меня всячески задеть и унизить, используя надуманные и ничтожные поводы. Мои коллеги по собору и семинарии удивлялись такой пристрастности начальника, не понимая, с чем это может быть связано. Осенью 2019 года митрополит, подкравшись сзади, отвесил мне щелбан прямо на глазах у моих коллег. Это был жест крайнего неуважения, ведь я не какой-нибудь мальчик, а протоиерей с 15-летним стажем. Позже он не раз выговаривал мне, что длинный язык относительно “голубой темы” до добра не доведет. 

Кульминации это напряжение достигло в марте 2020 г: накануне чина Прощения ко мне подошел человек в штатском и сказал, что

один из близких к митрополиту протоиереев написал на меня донос в очень серьезное ведомство. Среди выдвигаемых обвинений: поддержка Навального, пропаганда идей оппозиции и ЛГБТ-агитация среди молодежи.

Это было ложью, но, надеюсь, всем понятно, насколько опасны эти обвинения в современном российском контексте. Человек в штатском искренне недоумевал, что даже священники стали писать друг на друга доносы властям. Я понял, что упомянутый мной одиозный гей-протоиерей решил утопить меня любыми средствами.

21 марта 2020 г. на Всенощном бдении я служил в кафедральном соборе. Перед началом утрени митрополит подозвал меня и сообщил, что моей ситуацией занимаются большие люди, и не из РПЦ. В тот момент я подумал, что снятие сана поможет мне выйти из-под пристального внимания этих “органов”: я стану обычным мирянином и от меня отстанут. И написал прошение на имя патриарха с просьбой лишить меня сана, так как я неверующий человек. 

Знаю, что многим не понятно, зачем мне понадобилась эта бюрократия с прошением, когда можно было просто тихо уйти. Наверное, стоило выбрать более “спокойную” формулировку, но тогда я думал, что лишение сана займет минимум времени, если написать “я неверующий”. Я не хотел, чтобы о моем прошении просто забыли, не принимая решения годами.

Но даже письмо патриарху не помогло — с того момента уже прошел год, а я до сих пор формально протоиерей.

Вечером того же дня, когда я передал свое прошение, митрополит позвонил мне  и мы долго разговаривали по телефону.

Среди многочисленных упреков прозвучало, что я якобы шизофреник и закончу тем, что “выйду в окно” (я жил на 15 этаже).

Через три дня я пришел в епархиальное управление, чтобы по-человечески расставить все точки над i. Я хотел соблюсти все необходимые процедуры, чтобы поскорее покинуть эту организацию. Митрополит же был озабочен исключительно своими грядущими проблемами на ковре у патриарха. Ведь “святейший” обязательно спросит, как же Меркурий просмотрел этого Усатова, который многие годы служил в кафедральном соборе, получил несколько патриарших наград и издавал книги под официальным грифом РПЦ. Последнюю мою книгу как раз распространили среди участников Рождественских чтений в Кремле в январе 2020 г. 

Меркурию было бы крайне некомфортно объяснять, почему этот Усатов вдруг  оказался атеистом-предателем. Поэтому митрополит решил надавить на меня, конечно, зная, что я человек впечатлительный и со слабыми нервами: он стал повышать голос и угрожать. К счастью, я захватил с собой запасной диктофон — мой телефон предусмотрительно забрали секретари Меркурия у входа в его кабинет.

Митрополит потребовал, чтобы я немедленно “покинул епархию вместе с любовником”. Он дал понять, что мое присутствие в Ростовской области доставляло ему неудобства: “ты мне мешаешь!”

Я упомянул о своих гражданских правах, но это не помогло: впереди было голосование по поправкам в конституцию и митрополит не хотел, чтобы на территории его ответственности был скандальный священник, которого он не мог контролировать. Заодно он намекал, что моих ближних ждут страдания, если я его не послушаюсь.

Митрополит вдруг начал предсказывать моё будущее.

Он заявил, что “правду” обо мне узнают в ЖЖ Калаказо (известный в поповской среде распространитель всевозможных сплетен), и что обо мне будет писать пресс-секретарь Меркурия Игорь Петровский.

Всё это сбылось уже на днях: 26 марта в ЖЖ Калаказо появились первые анонимки про отмороженного гея Усатова.

В одной из таких анонимок красочно описывалось, как я спаивал студентов водкой на своей даче, а затем насиловал. Мои друзья читали эти глупости и смеялись: все знают, что я не могу пить водку, никогда не возил друзей на дачу и не умею насиловать людей.

Я не знаю, писал ли это лично Петровский или какие-то другие шестерки Меркурия, но очевидно, что так исполнилась одна из угроз митрополита.

Кстати, пункт 5 128.1 статьи УК “Клевета” говорит о наказании штрафом в размере до 5 миллионов рублей, либо лишением свободы на срок до 5 лет за клевету, соединенную с обвинением лица в совершении преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности. Именно по этой причине пасквили в Интернете пишут исключительно анонимы, иначе мое заявление немедленно бы оказалось в прокуратуре. 

Далее был оформлен указ о запрещении в служении на основании 25 правила апостолов, а также “по болезни”. Эта прибавка очень важна: митрополит возомнил из себя великого врача и решил поставить мне психиатрический диагноз, об этом он упоминал и при личном общении. Но это чревато обвинением в клевете, поэтому “владыка” велел не давать указ мне на руки, чтобы я не понес его в прокуратуру, . 

Именно это я и собирался сделать: в пункте 4 упомянутой статьи УК 128.1 “Клевета” сказано, что

“клевета о том, что лицо страдает заболеванием, представляющим опасность для окружающих, — наказывается штрафом в размере до трех миллионов рублей… либо лишением свободы на срок до четырех лет”.

К сожалению, оригинал указа я так и не получил.

Меня на следующий же день уволили из семинарии. Это решение противозаконно, так как преподаватель семинарии не обязан носить священный сан или быть верующим.

Я решил бороться за свои права и обратился в государственную инспекцию труда и областную прокуратуру с просьбой проверить законность моего увольнения.

К сожалению, ГИТ и прокуратура не смогли защитить мои права и предложили обратиться в суд.

В тот момент я уже был вынужден покинуть Россию.

Митрополит продолжил давить на меня, но делал это всегда очень аккуратно, не афишируя свою роль. Он научился осторожности еще во времена работы в США. Так, последние 7 лет он никогда не звонил мне со своего номера — каждый раз это был телефон его помощника. В апреле 2020 г., после моего манифеста на сайте “Сноба”, мне поступило несколько звонков и сообщений от людей из ближайшего круга митрополита.

Мне говорили, что я должен прекратить писать в Интернете и уехать из Ростова-на-Дону, иначе со мной расправятся физически.

Я не герой и, конечно, меня это сильно беспокоило. Я уезжал в другие регионы, закрывал все свои аккаунты. Врач поставил мне посттравматическое стрессовое расстройство — я не мог спать по ночам. Потом успокаивался, снова разблокировал свои аккаунты и писал дальше. Мне не нужна скандальная известность, но я хотел сохранить свою репутацию среди друзей, понимая, что последует вал “разоблачений” в мой адрес. Многие бывшие священники испытали на себе погромный стиль церковной прессы, стремящейся уничтожить человека морально, представить его отпетым грешником и предателем.

Поскольку митрополит озвучил в мой адрес диагноз — шизофрения, я начал опасаться, что как во времена Хрущева могу попасть в психиатрическую клинику, где мне бы быстро закрыли рот. Стать инвалидом после нападения православных молодчиков, казаков или просто бандитов мне тоже не хотелось. 

В мае 2020 г. я понял, что мне нужно спасать свою жизнь и здоровье, но даже тогда я не знал, как это осуществить практически. Мне дали координаты гей-активистов в Германии и Нидерландах, я узнал от них о процедуре эмиграции и понял, что мой случай вполне подходит для запроса убежища. Я подождал пока закроется мой чешский шенген (этого требовала процедура) и вылетел в Амстердам из Минска. 

Когда я слышу, с каким злорадством бывшие коллеги обсуждают мой отъезд в “гейропу”, мне становится неприятно. Я никому бы не пожелал того, что пережил за прошедший год. Разрыв всех связей, угроза преследования органов, оскорбления от клириков РПЦ, будто я стал “покровителем цветастых”. Было непросто и в новой стране: пришлось понервничать, ожидая решения, и пожить в лагере для беженцев. 

Я благодарен нидерландским властям, что они приняли меня и поддержали.

Но меня совсем не радует, что я оказался по сути выброшен из России, с которой были связаны мои интересы, профессиональные контакты, научно-просветительская деятельность. Я никогда не разделял антироссийских настроений, не был оппозиционером, не стремился уехать из страны. Но, как бы то ни было, теперь у меня новая жизнь и я радуюсь ей каждый день.

Некоторые мечтатели пишут, будто я вышел замуж или же бегаю за мужчинами в поисках копеечки. Все это не так. Я живу один в тихом городке в окружении спокойных и приветливых голландцев. У меня свой дом с газончиком и гаражом для велосипеда. Я не курю марихуану, не предаюсь распутству и не посещаю гей-клубы — мне это не нужно. Я просто живу, изучаю языки, наслаждаюсь красотой природы и архитектурой городов. Мое пособие покажется сказочным многим священникам РПЦ. А главное — я стараюсь быть самим собой, чего я был лишен все 30 лет пребывания в церкви.

Такова диалектика жизни: люди, пытавшиеся мне навредить, наоборот помогли освободиться и обрести новую, более полноценную жизнь. Обид на них я не держу, теперь мои мысли занимают тюльпаны, мельницы и научные идеи.