О мотивации ранних аскетов отказываться от семьи
В I в. н.э. мы видим Иисуса, Иоанна Крестителя и ап. Павла, которые не вступали в брак в ожидании близкого Эсхатона. Некоторые из учеников Иисуса по его призыву оставили жен и детей (Мф 19.29).
Во II в. наряду с ранней ортодоксией широко распространились гностические идеи. Литература гностицизма II-III вв. превосходила по объему церковную письменность того времени. Какие-то элементы гностических учений и манихейства “опыляли” в том числе и сторонников ранней кафоличности. Поэтому мы видим гностические оттенки в «Пастыре» Ерма, в сирийских аскетических кругах, связанных с Татианом, а также в раннесирийской энкратический традиции.
Оригинальный взгляд гностиков и манихеев на материальный мир и “плоть” был воспринят сторонниками строгой аскезы и повлиял на атмосферу, из которой во 2-й пол. III в. возникло монашество. Многие аскеты-энкратиты (κρατεῖν — «воздерживаться») этого периода бежали от мира и стремились достичь максимальной свободы от своих телесных желаний, воздерживаясь от половой жизни, пищи, сна и т.п. Присущее гностикам и манихеям негативное отношение к плоти и материи вполне могло мотивировать многих из них “умерщвлять плоть” и отказываться от брака.
Ряд общих черт с гностицизмом имело популярное в то время учение Маркиона. Его “последователи считали природу злой, поскольку (она) произошла от неправедного Демиурга. По этой причине, не желая наполнять космос, созданный Демиургом, они воздерживались от брака и деторождения, дабы не плодить себе подобных несчастных, рожденных в качестве пищи для смерти” (Климент Александрийский).
По этой же причине в некоторых гностических общинах практиковался отказ от половой активности, приводящей к рождению детей (но не от секса вообще!). Ритуальное вкушение мужчинами своего семени (евхаристические ритуалы фибионитов) подсказывают, что некоторые гностики практиковали секс, исключающий оплодотворение, чтобы «разрушить труды женщины» (Евангелие от Египтян), сделав невозможными зачатие и деторождение.
Отметим также интересное наблюдение Климента Александрийского о причине отказа от брака в среде гностиков. Последователи гностика Василида слова Христа о скопцах (Мф 19.12) рассматривали как отсылку к природным особенностям мужчин:
«Некоторые по природе своей схожи с женщинами и следуют их привычкам. Таким лучше не жениться. Они являются евнухами от рождения» (Климент Александрийский. Строматы).
В III-IV вв. возникло манихейство, сохранившее многие черты гностицизма и развившееся до масштабов «мировой религии». Многие ереси, такие как катаризм и богомильство, заимствовали элементы манихейской мысли.
Аскеты IV вв. кроме гностических и манихейских идей находясь под влиянием одного из самых радикальных аскетических мыслителей раннего христианства — Евстафия Севастийского. Анализ канонов Гангрского Собора (ок. 340 г.) показывает, что антисемейные тенденции были свойственны не отдельным общинам Евстафия, а присущи монашеству как феномену.
В канонах Собора сообщается, что приверженцы Евстафия были уверены, что полное сексуальное воздержание — это норма для всех христиан, а брак — это зло (10-е правило Гангрского Собора). Поэтому женщина должна бросить своего мужа, ведь брак — это мерзость (14-е правило). Добавим, что последовательницы этого течения должны были отрицать свою принадлежность к женскому полу путем использования мужской одежды (13-е правило) или стричь волосы, как принято у мужчин (17-е правило).
По всей видимости, Гангрский Собор стал первой попыткой подчинить церковной иерархии новый образ христианской жизни — монашество, которое получило в середине IV в. стремительное и хаотическое развитие на территории Малой Азии.
Таким образом, мы можем предположить, что среди монашествующих аскетов III-IV вв. были сторонники подчас противоположных взглядов на секс:
— аскеза как приготовление к концу времен: “Времени остается в обрез, и надо, чтобы те, у кого есть жены, жили так, словно неженаты” (1 Кор 7.29);
— склонность к созерцательной жизни («им издавна была любезна жизнь философа» Euseb. Hist. eccl. VI 9-10);
— психологические факторы (личный энтузиазм отдельных аскетов, сила их примера и авторитета);
— гностическая идея, что некоторые мужчины по природе не способны к сексу с женщинами и не должны жениться;
— гностическое противление браку и деторождению. Такие гностики могли совершать в т.ч. гомосексуальные акты, исключающие зачатие детей;
— аскетический максимализм Евстафия (принципиальный отказ от секса).
Неудивительно, что вопреки монашеским обетам первые монахи были подвержены гомоэротическим соблазнам, а порой практиковали и гомосексуальные контакты. По понятным причинам в аскетической литературе влечение монахов к женщинам упоминается значительно чаще, чем к мужчинам и “отрокам”. Приведу характерный пример из IX в.:
«Никто не должен приобретать ни раба, ни скота женского пола, так как это не сообразно с нашим житием и опасно для душ наших» (преп. Феодор Студит).
“Любовь к мальчикам” и содомский грех в монашеской среде
К концу III — началу IV века относится ранний слой “Древнего патерика” («Изречений отцов»). В этом произведении регулярно встречаются:
— запреты на совместное пребывание монахов в келье;
— предупреждения не принимать в общение молодых и красивых отроков без необходимости;
— советы избегать телесного контакта под видом заботы;
— указания, что старец не должен быть «слишком мягким» с юным послушником.
Это говорит о том, что проблема гомоэротима осознавалась, но обсуждалась завуалированно в форме профилактики.
Характерный пример — рассуждение про гомосексуальную привязанность взрослого монаха к юноше, а также запрет спать вместе на одной постели или созерцать свое обнаженное тело:
“Авва Иоанн Колов сказал: услаждающийся и говорящий с отроком, уже любодействовал с ним в помысле своем.
Старец сказал: не спать на одном ложе с отроками, ни с братом своим, или с аввою, и сие делай из страха, а не из презрения; чтобы не обращать на себя взора, когда надеваешь одежду” (Древний патерик. Гл. 5).
“Авва Макарий… говорил о запустении Скита братиям: когда увидите келию, выстроенную у болота, знайте, что близко запустение Скита; когда же увидите отроков, берите милоти ваши и уходите” (Древний патерик 18.17);
“Авва Исаак Фивейский говорил братиям: не носите сюда детей; ибо от детей опустело в Скиту пять церквей” (Древний патерик 10.42).
Последние два речения трудно однозначно истолковать.
Монахи видели детей и поэтому уходили в мир заводить свои семьи? Или же они испытывали к этим детям-отрокам сексуальное влечение?
Тест не дает нам четкого ответа.
В этом контексте уместно упомянуть отсутствующие в русском переводе апофтегмы (изречения) Отцов:
«Более женщин ловушка дьявола для монахов – отроки. Там, где вино и отроки, сатана не нужен… Отроков в пустыню приводит не Бог, а сатана».
Почему юноши более опасны для монахов, чем женщины — тема для вдумчивого размышления. Полагаю, что речь здесь идет о риске гомосексуальных отношений между старцами и отроками в пустынной монашеской среде, где физическая близость с женщинами исключена.
Во второй половине IV в. в египетской монашеской среде возникли «Наставления аввы Исайи новоначальным инокам». Советы Аввы Исайи коррелируют с изречениями “Древнего патерика”:
“с отроком не входи в содружество, с юным не спи на одной постели. Не спи с другим под одним покрывалом”.
“Если придешь к братиям и один из них скажет тебе: не нахожу здесь покоя, но хочу жить с тобою; не давай ему места, чтоб не дать претыкания прочим. Если же он скажет тебе: умирает душа моя по причине некоей скрытной вещи; дай ему способ бежать, но с собою все же не позволяй жить”.
“В каком месте придется на ночлеге лечь соснуть, не покрывайся одним с другим кем покровом… Новоначальный пусть никогда не носит хорошей одежды, пока не достигнет в возраст мужа: это — врачевство для него. Относительно вина пусть положит себе законом — до трех чаш в нужде.
Ложась спать, пусть остается опоясанным поясом своим и всячески подвизается не влагать рук своих внутрь (под одежду); ибо у тела много страстей, с коими слагается и сердце” (Духовно-нравственные слова).
В VI веке мы встречаем удивительное самооткровение одного из величайших учителей монашеской жизни и православной аскетики — преп. Дорофея Палестинского. В “Душеполезных поучениях” он описывает свою беседу с монахом, испытывающим сексуальное влечение (“постыдные страсти”) к другому монаху. Здесь Авва Дорофей признается, что сам в течении нескольких лет испытывал гомоэротические влечения:
“Вопрос: Отец мой, меня очень смущают помыслы блуда… и помысл говорит мне, чтобы я беседовал с братом, к которому чувствую влечение…. Ощущаю также, что бесы как бы давят меня, и впадаю в боязнь.
Ответ: Брат! ты не обучен ещё браням со врагом, потому и приходят тебе помыслы боязни, уныния и блуда… Брат! и я в юности моей многократно и сильно бывал искушаем бесом блуда и трудился, подвизаясь против таких помыслов, противореча им и не соглашаясь с ними, но представляя себе пред глазами вечные муки. Пять лет поступал я так ежедневно, и Бог облегчил меня от сих помыслов… Да не расслабят тебя бесы, чтобы обращать внимание на брата (которым завлекаешься), или беседовать с ним, но если тебе и случится нечаянно с ним сойтись, удержи взор твой со страхом и не слушай внимательно его голоса. Если же брат тот по неведению сам заговорит с тобою, или сядет возле тебя, то искусно уклонись от него… Скажи помыслу своему: вспомни Страшный Суд Божий и стыд, который постигнет тогда увлекающихся сими постыдными страстями” (Вопрос 7).
К этому же периоду относится совет церковного канониста свт. Иоанна Постника (†595):
«Страшись сношений с братьями юнейшими» (Наставления монаху).
Любопытен комментарий к этому тексту акад. С. Аверинцева:
«Многовековые навыки бытовой содомии в восточном Средиземноморьи требовали от аскета особой осторожности».
Кстати, а что значит «юнейший монах«? Канонический возраст для принимающих монашеский постриг — 17 лет (40-е правило VI Вселенского Собора; 18-е правило Василия Великого). При этом для приготовления к постригу дозволяется принимать 10-летних подростков (40-е правило VI Вселенского Собора).
Вы это себе представили?
Анализируя монашескую литературу, невозможно не упомянуть классическое произведение византийской аскетической письменности — «Лествицу Божественного восхождения». Преп. Иоанн Лествичник (VI-VII вв.) откровенно писал, что противоестественные страсти и мастурбация “часто” нападают на монахов:
“Часто диавол все усилие, старание, ухищрение, коварство и все свои козни устремляет к тому, чтобы проходящие монашеское житие и подвизающиеся на сем поприще, исполненном искушений, были боримы противоестественными страстьми… бывает телесный блуд и без участия иного тела.
Не забывайся, юноша! Я видел, что некоторые от души молились о своих возлюбленных будучи движимы духом блуда, и думали, что они исполняют долг памяти и закон любви (Лествица. Слово 15).
Последняя фраза, по всей видимости, описывает молодых монахов, охваченных неосознанной гомоэротической влюбленностью.
Преп. Феодор Студит (+826) написал в своем “Завещании” такую заповедь настоятелю:
“Не имей по пристрастию в келлии твоей учеником юношу, но принимай услужение от лица, не подающего повода к соблазну, и от кого придется из братий” (18-я заповедь).
Гомоэротика в поздневизантийском монашестве
С X в. Святая Гора Афон стала нормативной моделью монашеской жизни, оказавшей влияние на всё восточнохристианское монашество. Афонские обычаи транслировались на Балканы и на Русь. Афон стал хранилищем монашеского опыта.
Многие знают про афонские споры XIV века относительно умной молитвы и мистического опыта, но мало кто знает про отчаянную борьбу афонских духовников с влечением монахов к мальчикам.
Например, игумен афонской Лавры Иаков Прикана в 1363 г. сделал такое увещание афонским монахам:
«Вы, допускающие дружбу с юными, усыновления и переусыновления, посиделки в кельях, виновные в торгашестве, вы должны много остерегаться безбородых юношей и никого из них не впускать в обитель, хотя бы сын царя пришел. Ибо Содом и Гоморра за все это погибли… Воцарилось презрение к духовным старцам, любование мужчинами и пиршества с молодыми и безбородыми, и осязания удов».
Эта проблема никуда не исчезала, поэтому ранний устав Святой Горы Афон (Трагос) 1394 г. предписывал
«безбородых детей отнюдь не принимать на Гору. А если кто не удалит такового от себя, да будет анафема» .
А вот предписание Трагоса 1575 г.:
«Безбородым детям отнюдь не быть и не жить на Горе ни под каким предлогом, ни для обучения грамоте, ни для вразумления, ни по сродству. Нарушитель сего определения да перестанет священнодействовать, а монах да будет отлучен и проклят и не достоин прощения и не истленен по смерти».
В этих официальных документах упоминаются пирушки с юными послушниками, доводящие участников до объятий и ощупывания членов («осязания удов«). Упоминание гибели Содома и Гоморры помогает нам сложить этот пазл до конца.
Описание афонских гомоскандалов в книге «Посмертные вещания св. Нила Мироточивого»
Указанные “Вещания” построены как посмертное пророческое обличение монашеской среды Афона (св. Нил умер в 1651 г.). Автор этого псевдоэпиграфа сознательно использовал авторитет «святого Афона» для усиления критики поведения монахов в начале XIX в.
Центральная тема произведения — разложение духовной власти, когда внешняя аскеза сохраняется, а внутренняя нравственность разрушена. Сюжеты о сексуальности здесь появляются не как отдельные эпизоды, а как часть системной критики старчества, утратившего страх Божий. Грех старцев представлен здесь хуже мирского блуда, потому что совершается под именем Бога и духовного отцовства.
«Посмертные вещания» резко отличаются от “Древнего патерика” (IV в.). Патерик упоминает индивидуальную борьбу монахов с блудными искушениями. Он содержит лишь намёки и предостережения, а в качестве проблемы обозначены помыслы монахов. “Вещания Нила” описывают системный кризис монашества, содержит прямое обличение практики мужеложества в монашеской среде.
Автор «Посмертных вещаний» не пытается смаковать детали гомосексуальной связи, а подает это как знак тотальной катастрофы:
«старец еще больше воспламенятеся любовною страстию плотскою, пьянеет от сей любви плотской, начиная обнимать послушника; послушник, видя, что прельщается им старец, начинает и сам прельщаться своим старцем; так увлекшись, боримы бывают оба, впадают в деяние сваления, валяясь, как свиньи, один с другим».
Тема мужеложства в книге тесно связана с эсхатологией (учением о конце света). Нил предсказывает, что перед приходом Антихриста мир (и монастыри в том числе) затопит «смрад блудный». Главным признаком этого падения станет именно «противоестественный грех» (мужеложство):
“Увы вам, честнейшие отцы, грядет на вас великое нашествие… Ох, увы, ибо из скорби скорбь грядет на вас!” (Глава 58. Гнев Божий готов разразиться над Афоном, и что предотвращает его).
Монашеская среда в этой книге четко разделена на три группы:
1. «Старцы» — лица с духовным авторитетом, обладающие властью над другими.
2. «Безбородые юноши» (“отроки”) — новоначальные, молодые “послушники”. Гладкое лицо юноши в закрытом мужском социуме становится соблазном.
“Юный к тебе ласкается, ты украшаешь его нарядами, а он делается пред тобой как девица… Когда же будешь взирать на такое девическое лицо, то что тогда будет делаться с тобою?”
Текст предостерегает, что приход безбородых юношей в монастыри (особенно если их много и за ними нет строгого контроля) — это начало конца для монашеской общины.
3. Монастырская система, которая покрывает происходящее и подавляет жалобы. Другие монахи знают, но молчат; грех становится «тайной, известной всем».
Отметим, что здесь речь идёт не про «однополую любовь» или секс по симпатии, а о злоупотреблении властью, манипуляциях и лицемерии.
Описанные старцы прикрывали свою плотскую страсть духовным руководством и оправдывали телесную близость «любовью во Христе». Они выбирали для “послушания” юношей по телесной привлекательности, а не по духовной зрелости.
Старцы стремились к постоянному физическому присутствию отроков и требовали сна в одной келье, «для надзора».
В “вещаниях Нила” описан психологический механизм нравственного падения. Когда ум монаха омрачается сребролюбием и тщеславием, благодать отходит, и человек становится беззащитным перед самыми грубыми страстями. Старцы, увлекшиеся материальным (накоплением богатств для монастыря, строительством), начинают набирать молодых послушников как рабочую силу, но в итоге попадают в рабство к своим же страстям по отношению к этим юношам.
Происходит инверсия ролей. Вместо того чтобы старец был строгим наставником, а послушник — смиренным учеником, происходит обратное. Старцы начинают «ласкательствовать» (заискивать, угождать) перед юными послушниками.
Юноши становятся тиранами, манипулирующими старцами через свою привлекательность и угрозу ухода.
Автор использует жесткое сравнение: старцы, теряющие послушников, плачут по ним так же, как «матери плачут по похищенным девам». Это сравнение недвусмысленно намекает на эмоциональную и эротическую привязанность, которая не имеет ничего общего с духовным отцовством.
“Часто старец потворствует бесчинию и непокорству послушника. Это происходит от пристрастия к послушнику; тогда послушник становится старцем, а старец — послушником, окончательно подчиняя себя послушнику своему. Так всю жизнь свою, т.е. монашескую, сотворили старцы наизнанку, из-за пристрастия к послушникам своим; т.е. в древности послушники старцами дорожили, всецело покоряясь им, а ныне — старцы ухаживают и дорожат послушниками. Если послушник молод, старец прельщается плотским прельщением, дает полную власть послушнику своему и совершенно ему подчиняется. С этим пристрастием к послушнику проникает в старца бес (мужестрастия), до такой степени начиная бороть его, что старец, наконец, побеждается страстью к послушнику, делая ему взоры; послушник, видя, как старец делает ему взоры, творит и сам взоры старцу; старец еще больше воспламенятеся любовною страстию плотскою, пьянеет от сей любви плотской, начиная обнимать послушника”.
В конце концов влюбленный старец готов уйти из монастыря, лишь бы не разлучаться с любимым юношей:
“Некий человек имел в скиту одного безбородого юношу, который был весьма красив лицом и давал много соблазна скитянам. Был же и еще один человек бессильный бороться с тою страстью, который услаждался мысленно юношей.
Так как юноша давал великий соблазн скиту, то некоторые скитяне решили удалить юношу из скита; другие же не хотели того, ибо были влюблены в юношу. Особенно старец юноши предпочитал лучше самому удалиться с Горы, нежели расстаться с юношей”.
Отчет свт. Игнатия (Брянчанинова) о проверке им Валаамского монастыря в 1838 г. вполне подтверждает неутешительный вывод автора «вещаний св. Нила» о катастрофическом состоянии монашества:
«Хотя наместник иеромонах Иринарх по следствию и оправдался, но по причине нарекания в столь гнусном пороке он не может более оставаться в своей должности и в обители. Казначей иеромонах Иринарх, обвиненный в подобных пороках доносом при игумене Варлааме, должен быть также лишен должности и выведен из монастыря. При увольнении наместника и казначея полагаю нужным постановление, чтобы и впредь никогда не принимать их в монастырь сей. При этом нужно повторить строгое запрещение нанимать мальчиков финнов в работники Валаамского монастыря».
В итоге свт. Игнатий высказал такой приговор монашеству XIX века:
в наше время монастыри находятся в ужаснейшем положении и многие хорошие люди, вступив в них без должного приготовления, расстроились и погибли… При нынешнем направлении умов неизвестно, долго ли продержатся монастыри и насколько благонадежен приют в них.
На монастыри плоха надежда: они внутри выпрели и уничтожились, их еще поддерживает рука Божия ради нескольких благонамеренных иноков, как обетовано было Богом пощадить Содом и Гоморру, если бы нашлось в них десять праведных людей. Некоторый архимандрит, высоко стоящий в епархии, говорил, что он непременно оставил бы монашество, если бы не затрудняли его постановления для оставляющих оное. Не все так откровенны, но большинство так думает, т.е. большинство настоятелей, преимущественно из духовного звания. Многие монастыри из пристанищ для нравственности и благочестия обратились в пропасти безнравственности и нечестия: самому твердому характеру не устоять.
Я признаю монашество учреждением Божественным. Что же делать, когда человеки переделали его по своему плотскому мудрованию в карикатуру и истинное монашество захотели заменить в глазах человеческих актерством.
… На мой взгляд, все в монастырях, и самых благоустроенных, идет к упадку».
Подведем итоги
Задумаемся, насколько изменилось отношение к гомосексуальным отношениям в византийской аскетике по сравнению с позицией ап. Павла.
Напомню, что апостол рассматривал влечение мужчин к своему полу как результат богоставленности и как наказание Господа за идолослужение (Рим 1.27). В христианском сообществе гомосексуальную связь ап. Павел рассматривал лишь в формате прошедшего времени:
«мужеложники Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас; но омылись, но были освящены, но были оправданы именем Господа Иисуса Христа и Духом Бога нашего” (1Кор 6.9-11).
Раннее монашество знало о риске гомосексуальных связей, но говорило о нём осторожно и намёками. Впоследствии гомосексуальные влечения стали постигать монахов “многократно”, “часто” и “сильно”. Достаточно им было выпить вина и лечь спать с другим монахом под одним одеялом.
Полагаю, что в монашеской среде на глубинном уровне веками продолжали транслироваться гностические и манихейские идеи гнушения семейной жизнью и деторождением. Мы помним, что гностики практиковали квир-формы сексуальности, исключающие зачатие детей. Разве это не похоже на отношения российских епископов со своими фаворитами?
Византийская традиция предпочла стерилизацию памяти, а не работу с проблемой. Грех мужеложества стал в монашеской среде не «случайным падением», а осознанной практикой, встроенной в роль духовного наставника. В православном монашестве возник институциональный механизм молчания. Было сформулировано негласное правило: «Грех возможен у отдельных людей, но не у системы». Поэтому допустима критика грехов мирян, допустима критика блудных страстей внешнего мира, но недопустима критика старчества как церковного института.
Издание «Посмертные вещаний Нила Мироточивого» в 1912 г. — это взрыв внутренней критики, когда молчание стало невозможным. В этой книге автор говорит не о возможности греха, а о злоупотреблении властью, причем это касается не отдельных монахов, а всего «старчества».
В пересказе мысль “вещений Нила” можно выразить так: «Там, где старец ищет не спасения души, а телесного утешения через власть над юным, монастырь перестаёт быть местом покаяния и становится местом скрытого разврата». При этом внешняя строгость устава лишь служит маской внутреннего разложения.
С учетом гомосексуальных скандалов последнего времени возникает вопрос, какие именно «традиционные ценности» транслирует современное монашество нашей молодежи?
Интересно, а нынешние послушники осознают, что дьявол «часто все свои козни устремляет к тому, чтобы проходящие монашеское житие были боримы противоестественными страстями»? Им этого хочется?
Литература
1. Аверинцев С.С. Переводы. Многоценная жемчужина. Киев, 2004
2. Второе путешествие по Святой Горе Афонской архимандрита, ныне епископа, Порфирия Успенского в годы 1858, 1859 и 1861 и описание скитов Афонских. — М.: Типо-лит. Ефимова, 1880. — 529 с.
3. Иоанн Лествичник, преп. Лествица, возводящая на небо. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2013. — 592 с.
4. Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского. М., 2002.
5. Преподобного отца нашего Аввы Дорофея душеполезные поучения и послания с присовокуплением вопросов его и ответов на оные Варсануфия Великого и Иоанна Пророка. — М.: Благовест, 2010. — 415 с.
6. Реньё Л. Повседневная жизнь отцов-пустынников 4 века. М., 2008
7. Симфония по творениям святителя Игнатия (Брянчанинова) / под общ. ред. архимандрита Романа (Лукина). – Ставрополь, 2007
8. Ткачёв Е.В., Родионов О.А., Синицына Н.В., Романенко Е.В. Монашество // Православная энциклопедия. Т. 46. С. 567-651
9. Феодор Студит, преп. Огласительные поучения и завещание. — М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1998
