Путь христианской церкви от пацифизма к милитаризму

В “Основах социальной концепции Русской Православной Церкви” изложено учение Церкви о войне и участии христиан в военных действиях

“Христиане невольно сталкиваются с жизненной необходимостью участвовать в различных бранях. Признавая войну злом, Церковь все же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством. Православие во все времена относилось с глубочайшим почтением к воинам, которые ценой собственной жизни сохраняли жизнь и безопасность ближних. Многих воинов Святая Церковь причислила к лику святых, учитывая их христианские добродетели и относя к ним слова Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15.13)… «Взявшие меч, мечом погибнут» (Мф 26.52), — в этих словах Спасителя находит обоснование идея справедливой войны”.

В этом тексте сразу пять тезисов кажутся сомнительными.

Во-первых, авторы документа, которыми руководил патриарх Кирилл, признают, что “идея справедливой войны” требует обоснования. Это правда, ведь в Новом Завете нет ни единого намека на возможность участия христиан в военных действиях.

Во-вторых, в общецерковном документе совершенно неправомерно цитируется евангельский фрагмент, который совершенно не имеет отношения к теме участия христиан в войне. 

«Взявшие меч, мечем погибнут» (Мф. 26.52) — это пример так называемого  пассивного или страдательного залога (passive voice). Речь идет о ситуации, когда подлежащее в предложении, «кто» или «что», не само совершает действие, а испытывает его на себе. Кто выполняет действие, нам не всегда важно, более важен результат. Например, окно было закрыто (окно не закрывало само себя), мои вещи украли (вещи не крали сами себя). «Взявшие меч, мечем погибнут» — здесь важен результат, а не описание вершителей правосудия или палачей (Бог, родственники убитого, силовые структуры Римской империи, Церковный суд и т.д.). На основании этого речения в Древней Церкви отлучали от причастия или лишали сана клириков, если они убивали разбойников в рамках самозащиты (55-е правило Василия Великого).

Канонист Феодор Вальсамон (+1199) в толковании на этот канон заметил, что Иисус “мечом и гибелью называет извержение и лишение Таин; ибо для благомыслящих это составляет смертоносное наказание”.

Полагаю, что в “Основах социальной концепции РПЦ” представлена эйсегеза евангельского отрывка – навязывание тексту своих смыслов, в отличие от экзегезы — попытки понять, что на самом деле имел в виду автор текста. Иными словами, в евангелии от Матфея Иисус говорит, что его ученики не могут убивать людей даже ради защиты жизни Мессии, а Церковь в XXI в. эти слова выставляет как “обоснование идеи справедливой войны”.

Это недобросовестное толкование текста.

В-третьих, тезис, будто “Православие во все времена относилось с глубочайшим почтением к воинам”, и “многих воинов Святая Церковь причислила к лику святых” следует воспринимать как пример логической ошибки, когда в качестве аргумента доказательства используется положение, доказанное с помощью самого доказываемого тезиса. Для начала следует обосновать саму возможность для христиан быть воинами. Далее стоит убедиться, что эти христиане действительно убивали врагов на войне. Ведь известно множество историй, когда воин становился христианином и оставлял при этом воинское служение. 

Например, Мартин из Тура (будущий епископ этого города), став христианином, прослужил в армии еще два года. Когда же в 336 г. его легион был отправлен на войну, он отказался участвовать в битве, ссылаясь на то, что он христианин. Будучи обвинен командиром в трусости, он заявил, что готов встать лицом к лицу с варварским войском, но не с оружием, а с крестом в руках.

В правление Диоклетиана в Мавритании центурион Марцелл не только отказался принести жертву императору и языческим богам, но на допросе прямо заявил о своем пацифизме: «Не должно сражаться за бренную суету христианину — человеку, являющемуся Божьим воином» (Деяния св. Марцелия, пар. 4). Вслед за Марцеллом отказался от военной службы служивший в том же легионе Кассиан. Его также казнили. В 295 г. отказался от несения воинской службы новобранец Максимилиан, заявив о том, что христианину нельзя воевать, хотя и признал, что некоторые христиане делают это (Деяния Максимилиана Мученика).

А еще следовало бы доказать, что ряд воинов-мучеников — это исторические личности, а не мифологические персонажи наподобие Георгия Победоносца (весь сюжет с вмч. Георгием не вызывает доверия; папа римский Геласий «Мученичество Георгия» отнес к категории апокрифов).

В связи с этим хочется процитировать еще раз рассматриваемый документ:

“Церковь имеет особое попечение о воинстве, воспитывая его в духе верности высоким нравственным идеалам”.

Но зачем Церкви воспитывать воинство, если христиане принципиально не могут убивать людей на войне?

В-четвертых, слова Христа «Нет больше той любви…» (Ин. 15.13) Церковь отнесла к воинам очень поздно. Евангелист Иоанн так передает слова Иисуса:

“Вот Моя заповедь вам: любите друг друга так, как Я вас полюбил. Нет любви выше той, когда жизнь отдают за друзей”.

В XIX в. русские богословы толковали это евангельское речение как готовность умереть за царя и отечество. В “Пространном Православном катехизисе” мы находим такой вопросо-ответ: 

“- Как далеко должна простираться наша любовь к государю и отечеству?

 — Наша любовь к Государю и Отечеству должна простираться до готовности отдать за них свою жизнь (см. Ин 15:13)”.

Но отдать жизнь еще не значит убивать на войне. Жертвуют своей жизнью военные врачи и медсестры, вспомогательный персонал и многие другие люди, которые вообще не берут в руки оружие.

Мне удалось найти соответствующее толкование у византийского богослова Иоанна Зонары (+1130 г.):

“миряне, если умертвят разбойников, достойны снисхождения… или полагают свою душу за других, дабы очистить место от разбойников и освободить от опасностей путешествующих”.

Сходного мнения придерживался и еп. Феофан Затворник (+1894). По его мнению, христиане

«воюют по любви к своим, чтоб они не подверглись плену и насилиям вражеским».

Однако, в Древней Церкви этот стих никогда не соотносили с военными действиями, когда приходится убивать “чужих” ради защиты “своих”.

Святитель Иоанн Златоуст (+404) толковал этот стих следующим образом:

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15.13). Смотри, как он заботится и о тех, которые распяли Его, и которые столько оказали неистовства над Ним! Так говорил Он об них к Отцу: “Прости им, ибо не знают, что делают” (Лк 23.34)! И впоследствии послал еще к ним учеников. Итак, поревнуем и мы этой любви”.

Святитель Кирилл Александрийский (+444) писал, что Иисус

“повелевает им неукоснительно и сохраняя свой дух вне всякого страха священнодействовать слово веры в Него и делать Евангелие известным для обитателей всей вселенной”.

Подобно и блаж. Августин (+430 г.) поясняет, что здесь Иисус говорит о любви Бога к своим врагам:

“Какова же любовь Бога к людям, что за чувство — так любить даже грешников, чтобы из этой любви умереть за них!”.

По мнению Августина, указанную заповедь Христа исполнили “с пламенной любовью блаженные мученики”.

Святитель Григорий Двоеслов (+604) также относил слова Иисуса к временам гонений на христиан:

“должно быть видно, можем ли мы во время гонения умереть по любви. Иоанн ясно говорит: «а кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия?» (1 Ин 3.17)? — Поэтому и Иоанн Креститель говорит: «у кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же» (Лк 3.11). Итак, кто во время спокойствий не дает ради Бога своей ризы, тот во время гонения отдаст ли свою душу?”

Блаженный Феофилакт Болгарский (+1107) писал:

“Такой любви, которая пожертвовала бы жизнью за врагов своих, не видал еще мир; чего же после того не должны делать для других ученики Христовы? Нет жертвы, от которой они имели бы право отказаться после жертвы, принесенной для врагов Господом и Владыкою их. После сей жертвы для пользы других не должны мы щадить ни богатства, ни здоровья, ни самой жизни нашей”.

Таким образом, попытка относить слова Христа «Нет больше той любви…» (Ин 15.13) к воинам следует признать примером недобросовестного толкования Библии.

В-пятых, идея справедливой войны — не библейское понятие. В ветхозаветных книгах есть концепт “войны Господней”, который, кстати, не имеет прямого отношения к провозвестию Иисуса. Лишь в V веке блаженный Августин первым из христианских епископов начал размышлять о том, как

“римляне смогли создать столь великое государство”: “вести войны и путем покорения народов расширять государство представляется делом хорошим для людей дурных, но для добрых – это только дело необходимости. Может это быть названо и делом хорошим, но только потому, что было бы хуже, если бы люди более несправедливые господствовали над более справедливыми” (О Граде Божьем 4:15).

Удивительно, что христианский епископ рассматривает военную тематику не через призму благовестия Иисуса, а через «Политику» Аристотеля, тезисы Цицерона и с учетом практики римской империи. Кстати, еще ранее епископ Евсевий Кесарийский назвал «справедливой войной» действия Константина по обузданию тирана Максенция.

Это тем более странно с учетом того факта, что новозаветное богословие Царства Божия является полной противоположностью теологии Империи Рима. Римская империя обещала возможность наслаждаться «Римским миром» («Pax Romana») через насилие. Иисус проповедовал пришествие Царства мира и справедливости безнасильственным путем.

В сознании христиан с самого начала Церковь была новым обществом, новым народом Божиим, созидаемым через таинственное новое рождение «водою и Духом». 

Что же заставило Церковь в IV-V веках оценивать свое пребывание в мире иначе, чем это делали христиане I-III веков?

В IV веке Церковь с надеждой и верой приняла объятья христианской империи

Как говорил А.В. Карташов, ее тонкому организму приходилось «похрустывать» в этих объятиях.

Не без труда  христианская Церковь «перестраивалась» для своего нового, официального существования в Империи. В имперском сознании Церковь слилась с миром, а христианское общество вообще стало совпадать с византийским обществом. 

Неотмирность Царства Божия была предана забвению, а размышления Августина о “справедливой войне” стали плотью и кровью христианского богословия. 

В XXI в. Русская Церковь утверждает, что

“одним из явных признаков, по которому можно судить о праведности или несправедливости воюющих, являются методы ведения войны, а также отношение к пленным и мирному населению противника, особенно детям, женщинам, старикам. Даже защищаясь от нападения, можно одновременно творить всяческое зло и в силу этого по своему духовному и моральному состоянию оказаться не выше захватчика. Гуманное отношение к раненым и пленным у христиан основывается на словах апостола Павла: «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12.20-21)” (Основы социальной концепции РПЦ).

Не понятно, почему слова ап. Павла о врагах христиан представлены в общецерковном документе как обоснование “гуманного отношения к раненым и пленным”.

Неужели христианам для этого нужны цитаты и обоснования?

Рассуждения авторов документа о “методах ведения войны” и об “отношении к пленным и мирному населению противника” кажутся совершенно светскими и оторванными от библейского контекста.

Поскольку Иисус вообще не предполагал участие своих учеников в военных действиях, то указанная проблематика более уместна в дискурсе светского гуманизма, не имея никакого отношения к действиям христиан.

Неприятно поражает тот факт, что авторы “Основ социальной концепции РПЦ” постоянно опираются на ветхозаветные цитаты:

“«Не убий», — гласит закон Моисеев (Исх 20. 13). «Кровь оскверняет землю», — говорит Священное Писание. Но тот же библейский текст предостерегает обращающихся к насилию: «Земля не иначе очищается от пролитой крови, как кровию пролившего ее» (Числ 35.33)”.

Для христиан всё это “прошлое” и “прошедшее”:

“Говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению” (Евр 8.13).

В христианском дискурсе нет смысла рассуждать о кровной мести или об “очищении” земли.

Как же относились к военным действиям первые христиане? 

В статье “Война и мир. Иисус и конец света” мы рассмотрели парадоксальную ситуацию, когда в последней книге Библии образ Иисуса был радикально изменен:

“мирного Иисуса представили как жестокого Христа и жестокого Сына жестокого Бога”.

Позже эта тенденция проникла и в христианское богословие.

Процитирую статью бывшего духовника Южного округа войск Национальной гвардии РФ протоиерея Андрея Немыкина:

“Несомненно, среди христиан были такие, кто придерживался пацифистских взглядов, занимался мирным трудом, но были и те, кто с оружием в руках защищал границы империи. Будучи христианами, они служили, сражались, верные присяге и долгу, во времена гонений, представали перед судом по обвинению в принадлежности к церкви, а не за дезертирство, исповедовали свою веру и, не противясь злому, добровольно шли на казнь, исполняя то, что проповедовал Христос, и их современники, за редким исключением, не видели в этом никакого противоречия” (Пацифизм в раннем христианстве).

Статья Андрея Немыкина претендовала на научный статус, однако лишь в указанной цитате можно обнаружить множество ошибок.

Христиане I-III веков отказывались приносить присягу, их казнили за отказ воевать, Христос не проповедовал необходимость защиты границ Римской империи с оружием в руках. Воины-христиане в римской армии, действительно были. Но их количество было ничтожным, к тому же в категорию христиан в данном случае неоправданно записывают всех подряд: любопытствующих или склонных к определенным аспектам учения Иисуса, несущих службу без участия в боевых действиях, а также тех, кто уверовав, оставил воинскую службу. А их современники как раз видели в этом серьезное противоречие. 

Новозаветный отказ от применения оружия в трудах писателей II-III веков остался неизменным.

Раннехристианский автор мч. Иустин Философ (+165 г.) в “Диалоге с Трифоном” писал:

«Мы, которые исполнены войной, взаимным кровопролитием и всяким злом, изменили своё воинское оружие, наши мечи на орала, а наши копья на орудия по обработке почвы» (пар. 110).

Апологет конца II в. Тертуллиан подробно рассуждал о недозволенности для христиан военной службы в сочинении «О венке воина» («Liber de corona militis»):

«Как может христианин участвовать в войне и может ли служить даже в мирное время? Может ли сын мира быть втянут в битву, если для него незаконно идти на войну» (п. 19).

Последнее произведение написано в связи с конкретным случаем, происшедшим в 211 г.

В связи с воцарением новых императоров Каракаллы и Геты солдатам римской армии были розданы подарки. Получить их воины должны были, имея на головах лавровые венки. Однако один из солдат подошел за подарком, неся венок не на голове, а в руке. Будучи спрошен о причинах своего поведения, он ответил, что является христианином. В венке же, по-видимому, воин видел языческий символ. Солдата привели для объяснений к префекту, где он подтвердил, что верует в Христа, после чего бросил на землю венок, меч и сорвал с себя форменную одежду. Воин был арестован, и, по всей вероятности, казнен. Его поступок вызвал в среде христиан многочисленные споры, в которые и вмешался Тертуллиан.

Апологет утверждал, что солдат поступил совершенно правильно. Прежде всего, ношение воинского венка недопустимо для христианина, потому что венок является символом языческих божеств: Аполлона и Бахуса. Затем, надевание венка при получении подарка от государя есть знак поклонения ему, то есть служение идолу, да вдобавок еще и за деньги.

Таким образом, солдат не просто был прав, отказавшись надеть венок, но, в сущности, оказался единственным настоящим христианином во всем римском войске.

Тертуллиана пугала перспектива участия христианского воина в языческих обрядах. Его не устраивало и содержание присяги императору. Таким образом, соображения культового и политического свойства играли немалую роль в его восприятии военной службы. 

Раннехристианский богослов, вероучитель и экзегет Ориген (+254) прямо говорит о недопустимости убийства на войне:

“Мы служим Богу руками, незапятнанными кровью и чистыми от убийств… Мы сотрудничаем в труде отчизны молитвой. Хотя мы не становимся воинами (императора), даже когда он старается силой заставить нас, мы сражаемся за него (и за то, чтобы был мир) молитвой» (Против Цельса).

Обратим внимание, что Ориген видит препятствие для ведения войны христианами не в культе императора, а в неизбежном пролитии крови. 

Более важным свидетельством из Древней Церкви являются положения одного из крупнейших древних христианских писателей – святого Ипполита Римского (+ 235). 

«Кто принял власть отдавать приказы убивать, и даже простой солдат, не должны этого делать ни при каких обстоятельствах, даже если они получат приказ. Они не должны браниться. Если они получат в качестве награды венец, они не должны возлагать его себе на голову» (Каноны Ипполита, канон 13). «Не должно быть христианину в армии, за исключением случая, когда его принуждают взять меч в руки. В таком случае пусть он не берёт на себя греха пролития крови. Но если кровь прольётся, пусть он будет отстранён от таинств, чтоб хотя бы через наказание, слёзы и стенания очиститься» (Канон 14). «Оглашаемый или христианин, желающие стать воинами, да будут отвержены, потому что они презрели Бога» (Апостольское предание, гл. 16.9).

Великий христианский ритор Лактанций (+325) считал военную службу неприемлемой для христиан:

«так что же есть благочестие, где оно и каково? Конечно же, оно у тех, кто не приемлет войны, кто хранит со всеми мир, у кого друзьями являются даже враги, кто считает всех людей за братьев» (Божественные установления. Кн. 5, гл. 10). «Когда Бог запретил убивать, Он не только удерживал нас от разбоя, заниматься которым и общественными законами запрещено, но увещевал также, чтобы мы не совершали и того, что у людей считается дозволенным. Так, праведнику нельзя служить в армии, ибо он служит справедливости, и даже нельзя выносить кому бы то ни было смертный приговор, [т.е. нельзя быть судьёй], ибо нет никакой разницы, убиваешь ли ты мечом или словом, поскольку запрещено уже само убийство. Итак, из этого предписания Бога нельзя делать никакого исключения. В самом деле, убивать человека — всегда великое злодеяние, ведь Бог восхотел, чтобы человек был неприкосновенным живым существом» (Божественные установления. Кн. 5, гл. 20).

Перелом наступил в IV веке

Так в “Третьем каноническом послании свт. Василия Великого к  епископу Иконийскому Амфилохию” изложено противоречивое мнение о кровопролитии на войне. С одной стороны, руки воинов осквернены пролитием крови, а с другой стороны, Церковь перестала осуждать убийство на войне:

“Убиение на брани отцы наши не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но может быть добро было бы советовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удержались от приобщения токмо Святых Тайн” (Правило 13).

Архиепископ Александрийский Афанасий (+373 г.) не только умалчивает про осквернение через убийство человека, но и восхваляет доблестных воинов, одобряя установление памятников в их честь:

“не позволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно и похвалы достойно. Тако великих почестей сподобляются доблестные в брани, и воздвигаются им столпы, возвещающие превосходные их деяния” (Послание Афанасия Великаго к Аммуну монаху).

Это послание вошло в канонический корпус Православной Церкви.

Таким образом, легитимизация участия христиан в военных действиях произошла в IV в.

Церковный собор 314 г. в Арле вынес решение:

«лишать общения тех, кто демонстративно уходит из войска (дословно «бросает оружие») в мирное время».

В 438 г. римская армия стала состоять исключительно из христиан. В XII в. канонист Зонара отверг саму проблему кровопролития на войне:

“зачем считать имеющими нечистые руки тех, которые подвизаются за государство и за братьев, чтобы они не были захвачены неприятелями, или чтобы освободить тех, которые находятся в плену?”

Амбивалентное отношение к войне в православии XXI века

«Закроем теперь книгу Ветхого Завета и откроем Новый Завет.
Так ли я расслышал ваш вопрос, генерал: «Был ли Спаситель за войну или против неё?»
Простите, но этот вопрос подобен другому: «Что, мать – за или против розог для своего ребенка?»
…Как видите, в пути и цели, какими их нам открыл и явил Господь, ничего нет о войне человека против человека или народа против народа» (святитель Николай Сербский)

На фоне одобрения войны в канонах Вселенской Церкви, а также в общецерковном документе РПЦ, частные мнения некоторых священнослужителей вызывают удивление. 

Например, в марте 2022 г. преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии, церковный историк, доктор богословия протоиерей Георгий Митрофанов высказал свое мнение о православном христиане, приветствующем войну:

«Я бы сказал такому православному человеку, что он в этот момент перестает быть христианином и что его вера в этот момент подменяется человеконенавистнической идеологией».

Будучи священнослужителем РПЦ, прот. Георгий обязан

“руководствоваться «Основами социальной концепции» во взаимоотношениях с государственной властью, различными светскими объединениями и организациями, внецерковными средствами массовой информации. Употреблять указания данного документа в пастырской практике, связанной с новыми явлениями жизни общества”.

В еще большей степени он как священник должен следовать предписаниям “Послания Афанасия Великаго к Аммуну монаху”, т.е. прославлять “убийство врагов на брани”.

Но вопреки правилам Церкви он апеллирует к представлению о христианине-пацифисте.

Что это? Осознание, что имперская Церковь возвещает не учение Иисуса, а теологию Империи? Но этот переход произошел слишком давно, чтобы нечто изменить в церковной действительности. И почему бы прот. Георгию прямо не назвать многовековое учение Православной Церкви “человеконенавистнической идеологией”?

На самом деле указанный священник не пацифист.

Он просто не приемлет войн, которые не вписываются в его идеологическую парадигму.

Пацифист не может вести апологию белой армии, представляя ее бойцов рыцарями добра и света:

“противостояние коммунизму в полной мере не может ограничиваться противостоянием военно-политическим, и чрезвычайно важно отметить то, что русское Белое движение выступило как движение не только военное, не только политическое, но и как движение религиозное… В такого рода противостоянии уже не имеет значения — победишь ты или потерпишь поражение. Важно то, что ты пытаешься сопротивляться, ибо отсутствие сопротивления есть не подлежащий прощению грех”.

Про “генерала Власова и многих его сподвижников” прот. Георгий говорит без всякого пацифизма:

это “те, кто пытался честно исполнить свой солдатский долг, должны восприниматься нами как люди, достойные, прежде всего, сострадания”.

Чтобы понимать, насколько циничны его высказывания о войне, достаточно узнать, что

его дед, погибший в бою в Сталинградской битве на самом деле “НЕ УДОСУЖИЛСЯ защитить Россию”.

Дескать, лучшие люди воевали в армии Власова.

Получается, что известный священник РПЦ стал мимикрировать под пацифиста лишь тогда, когда в РФ появились соответствующие статьи УК, а до этого излагал свои настоящие взгляды, не скрываясь. По мироощущению он – белогвардеец и уверен, что

“коммунистический режим развязал с нацистским режимом Вторую мировую войну… в ходе этой войны коммунистический режим сумел уничтожить в этой войне еще 27 миллионов русских людей. И вот это было окончательное торжество коммунизма над Россией”.

За последние 2000 лет исторически возникло несколько “христианств”, а также “православий” (лайт-православие, “Движение против кодов”, православные монархисты и милитаристы, “православие с человеческим лицом”, «православие Рубского» и т.д.). 

Полагаю, что в настоящее время почти каждый первый православный христианин имеет в своем сознании собственный образ “Православия”, мало чего имеющий как с богословием исторического Иисуса, так и с историческим христианством. 

Наверное, по этой причине в христианской среде бушуют инфернальные эмоции относительно военных действий.

У каждого свои герои и мученики, свои представления о Благе.

Одним христианам кажется, что они вправе призывать гнев Божий на тех, кого они считают врагами. Другие просят Бога вразумить “глупцов”, мыслящих иначе. Многие изумляются тому, что христиане вообще соглашаются участвовать в бранях. А кому-то нравится демонизировать оппонентов и лишать их права называться христианами. 

Взаимопонимания здесь ждать не приходится.

“В эпоху постправды рациональное мышление ускоренно замещается эмоциональным”.

Печально, когда к человеческим эмоциям примешиваются красивые фразы о Боге и любви, когда ненависть ищет себе обоснования и оправдания в Писании.

Но мы можем пытаться смотреть на происходящее глазами последователей Иисуса и ранней христианской традиции. Ведь современные поместные церкви являются имперскими церквями (и “дочками” таковых), а вовсе не филиалами общины Иисуса из Назарета. Их предстоятели, клирики и миряне воспроизводят закономерности работы церковной организации, заложенные полторы тысячи лет назад.

Уже тогда “Церковь – тело” и “Церковь – общество” было заменено или подменено государством.

Христианство и даже институт монашества “в глазах византийского императора воспринимались как источник материального (даже не духовного!) благосостояния Империи:

«Если эти непорочные руки и эти освященные души будут молиться за Империю, ее войско будет более сильным, благосостояние государства большим, хлебородие и торговля более цветущими, благодаря несомненному благоволению Бога»” (прот. А. Шмеман).

“Что было — то и будет, что случалось — то и случится, и нет ничего нового под солнцем. Порой говорят: «Это новое, погляди!» Но и это уже бывало в прошедших веках” (Еккл 1.9-10).

Империи приходят и уходят, а Церковь остается и пытается приспособиться к политическим и социально-политическим условиям. Новые правители империй каждый раз пытаются использовать церковные общины в своих целях. 

Изначально Церковь есть – отличное от «естественного» – общество «не от мира сего».

Но в XXI в. Церковь мало чем отличается от обычной земной организации со своими приземленными целями и методами.

В этом смысле стоит делать “поправку на ветер”, рассуждая о духовно-нравственных ценностях, православном патриотизме и образе жизни “настоящего” христианина. В конце концов, все это оказывается “слишком человеческим” новоделом и подчас противоположным тому, чему учил Иисус.

Вот почему не стоит удивляться тому, что патриарх всея Руси Алексий I декламировал панегирики Иосифу Сталину, а  Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей в 1936 г. предписал в храмах Германии возглашать следующую формулу поминовения фюрера:

«Еще молимся о христолюбивом Вожде народа германского, о державе, победе, пребывании, мире, здравии, спасении их и Господу Богу нашему наипаче поспешити и пособити им во всех и покорити под нози их всякаго врага и супостата».

В пасхальном послании митрополита Анастасия 1942 г. содержались слова о «мужественном германском мече», а глава Германской епархии архиепископ Серафим (Ляде) в своем пастырском послании 22 июня 1941 г. заявил, что война начата не против русского народа, а только против советского правительства с его «дьявольской антирелигиозной и коммунистической пропагандой».

Пособник нацистской Германии Петр Краснов в этот момент отличился открытым антисемитизмом:

«Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру!».

После чего был назначен начальником Главного управления казачьих войск министерства оккупированных восточных территорий гитлеровской Германии. К казакам были обращены и такие слова:

«Идите в германские войска, идите с ними и помните, что в Новой Европе Адольфа Гитлера будет место только тем, кто в грозный и решительный час последней битвы нелицемерно был с ним и германским народом».

Отметим, что знаменитый власовский манифест, положивший начало созданию РОА, Краснов раскритиковал за то, что

«там мало говорится о православной вере и нет ни слова о жидах».

Я обращаю внимание на атамана Краснова по двум причинам.

Во-первых, протоиерей Георгий Митрофанов (РПЦ МП) относится к гитлеровскому пособнику с явной симпатией:

«Краснов явился, безусловно, жертвой незаконной расправы, и таковых жертв коммунистического режима было чрезвычайно много».

Во-вторых, в России вынесен первый в своей истории приговор по статье 354.1 УК РФ («Реабилитация нацизма») за размещение на сайте «Бессмертный полк онлайн» фотографии и данные Петра Краснова.

А вот противоположный пример. Прихожанин мюнхенского прихода Русской Зарубежной церкви Александр Шморель выступал за антифашизм и антимилитаризм. За пропаганду против правительства и, в частности, против службы в армии-агрессоре был гильотинирован в Мюнхене.

13 июля 1943 года.

В 2012 г. Александр Шморель был прославлен в Германской епархии Русской Зарубежной Церкви как мученик.

Бывают и противоположные примеры. Канонизированный в 2003 г. Сербской Церковью епископ Николай (Велимирович) придерживался антисемитских взглядов, одобрял национальную политику Гитлера и до конца жизни сохранял предрасположенность к сербско-фашистской идеологии. 

Мы видим, что Церковь впитывает из мира любые идеологии, а затем не может с ними расстаться. Началось это не вчера и не позавчера. Уже в канонических евангелиях заметно стремление выставить Иисуса и его учеников лояльными к властям римской империи с параллельной демонизацией иудеев. 

Церковь не способна быть “не от мира сего”… Так работает человеческий мозг:

“мы неосознанно делим мир на Своих и Чужих, предпочитая Своих. Мы склонны воспринимать Чужих как однородное сообщество недалеких людей с устойчивыми негативными характеристиками. И представление, кто есть кто, под внешним воздействием может измениться легко и практически мгновенно… Иными словами, при встрече с человеком иной расы или другой культуры первичная реакция человеческого мозга — эмоциональная. Она опережает рациональное осмысление ситуации. На всякий случай миндалина заставит нас чувствовать тревожность или даже агрессию”.

Реакция человека на чужаков ни чуть не отличается от происходящего в голове высших животных.

Роберт Сапольски указывает на важное различие:

“мы, люди, наравне с другими видами автоматически и бессознательно производим размежевание Свои/Чужие, причем всегда в пользу Своих, – но только человек сочиняет разнообразные идеологии для его оправдания. Только люди способны усмотреть божественный промысел в пропасти между имущими и неимущими”.

Вот почему я предлагаю критически воспринимать идеологические и религиозные установки, оправдывающие зверства и агрессию в отношении «Иных» людей, отличающихся от «Своих» расой, культурой, религиозными или политическими взглядами. Если вам скажут, что это Иисус повелел свести огонь на тех, кто его не понял и не принял, не верьте.

Иисус, обернувшись, запрещает таким людям (Лк 9.55).

Яхве требует убить всех хананеев, “не оставляя в живых никого” (Втор 20.16-17), а Иисус жалеет хананеянку и не только не убивает ее, но и исцеляет ее дочь (Мф 15.22-28).

Подведем итоги

Вслед за Иисусом, христиане I-III веков отказывались участвовать в военных действиях. В словах Иисуса о взявших меч (Мф. 26.52) они видели запрет убивать на войне, а его речение про любовь к друзьям до смерти (Ин 15.13) воспринимали как призыв к миссионерству и мученичеству.

В Древней Церкви этот евангельский текст никогда не соотносили с военными действиями, когда приходится убивать “чужих” ради защиты “своих”.

Они считали убийство на войне злодеянием, а саму военную службу Риму бессмысленной. Служба в армии в то время сопровождалась клятвой императору, участием в языческих обрядах и скверных играх. Провозглашая приверженность пацифизму, многие христиане приняли мученическую смерть.

Епископы, пресвитеры и катехизаторы Древней Церкви запрещали христианам убивать участников военных действий, называя это беззаконием и злодеянием, которое оскверняет руки христиан. Само желание стать воином воспринималось как презрение Божиих заповедей.

Однако, с течением времени стало ясно, что Второе пришествие отложено. Наступил крах апокалиптической надежды. Многие речения Иисуса перестали восприниматься всерьез, большинство богословских импульсов погасло и Церковь ускоренными темпами превратилась в обычную религиозную организацию, эдакий департамент правительства по делам религии.

Вместо радикальных и шокирующих идей Иисуса о справедливости, равенстве и братстве, в ее среде стали господствовать принципы иерархии, господства и одобрения насилия.

Спустя столетия после проповеди Иисуса в христианской Церкви победил милитаризм (от лат. militaris — военный) —

идея “преобладания военного сословия и духа; политическая система, опирающаяся на силу войск”. Это не только политика усиления военной мощи, но также и идеология, направленная на оправдание такой политики.

Вместо миротворца Иисуса на иконах стали изображать Христа-космократора.

В Апокалипсисе и церковных песнопениях он предстает как император-военачальник (Откр 19.11).

А чего стоит изумительное песнопение утрени:

“Ненавидящии Сиона да будут убо прежде исторжения яко трава: ссечет бо Христос выя их усечением мук. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу” (Степенна, глас 8)!

Церковь стала частью системы господства и легитимизировала насилие.

Византийские канонисты отвергли новозаветные принципы непротивления злу, а также убеждение Древней Церкви, что кровопролитие на войне оскверняет человека.

На Юбилейном Архиерейском соборе, прошедшем в 2000 г., был принят документ “Основы социальной концепции РПЦ”.

Он “отражает официальную позицию Московского Патриархата”.

Здесь представлена теория «справедливой войны», допускающая участие христиан в боевых действиях, если они осуществляются законной государственной властью и ведутся с благородными целями. Апеллируя к Св. Писанию, в этом общецерковном документе Церковь фактически насилует текст, подменяя понятия и вводя в заблуждение своих адептов относительно раннехристианского отношения к войне. 

Спикеры современного православия в отношении военных действий высказывают порой противоположные идеи: от одобрения коллаборационистов фашистов до прославления героев-антимилитаристов.

В одних поместных церквях канонизируют пособников фюрера и антисемитов, в других прославляют гений Сталина и призывают вспоминать ветхозаветные слова:

«Перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья» (Иоиль, 3:10).

“Смертоносное оружие есть орудие Божиего слуги”

— так отразил апофеоз милитаризации Русской Православной Церкви прот. Всеволод Чаплин.

“В нашей битве мы сражаемся не обычным оружием, а оружием Божественной мощи”

— ответил ему апостол Павел со страниц Священного Писания.

Полагаю, что за военные действия отвечают насильницы (в русском переводе — силовые структуры). Не следует к этому примешивать Иисуса.

“Отдавайте кесарево кесарю, а Божие – Богу» (Мф 22.21).

Источники

1. Августин Иппонский. Проповеди 215.5. Cl. 0284, 215. RB 68.22.98
2. Августин Гиппонский, блаженный. Толкование на Евангелие от Иоанна. Рассуждение 84. — М. Сибирская благозвонница, 2020. — Т.2. С. 438-442
3. Афанасий Великий. Творения. М., 1994. Т. 3. С. 369
4. Василий Великий, святитель. Примите слово мое. М., 2006. С. 204
5. Война и Библия / святитель Николай Сербский. — Симферополь : Родное слово, 2016. — 110 с.
6. Гопко М. В эпоху постправды рациональное мышление ускоренно замещается эмоциональным. URL: https://elementy.ru/novosti_nauki/433949/V_epokhu_postpravdy_ratsionalnoe_myshlenie_uskorenno_zameshchaetsya_emotsionalnym
7. Григорий Двоеслов, святитель. «Сорок бесед на Евангелия». Беседа 27, говоренная к народу в церкви Св. Мученика Панкратия в день страдания его
8. Иоанн Златоуст, святитель. Беседы на Евангелие от Матфея. Беседа 60. § 3
9. Кирилл Александрийский, святитель. Толкование на Евангелие от Иоанна. Часть 3-я. Книга десятая. Глава II
10. Немыкин Андрей, прот. Пацифизм в раннем христианстве. URL:  https://cyberleninka.ru/article/n/patsifizm-v-rannem-hristianstve/viewer 
11. Митрофанов Георгий, прот. Генерал Власов — человек, достойный сострадания. URL: https://ria.ru/20090821/181877230.html
12. Митрофанов Георгий, прот. По мироощущению я – белогвардеец. URL:  https://www.pravmir.ru/protoierej-georgij-mitrofanov-po-mirooshhushheniyu-ya-belogvardeec/  
13. Определения Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей // Церковная жизнь. 1936. № 7. С. 99
14. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. — М.: Московская Патриархия, 2000. — 160 с.
15. Пространный православный катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви
16. Сапольски Роберт. Биология добра и зла: Как наука объясняет наши поступки. – М.: Альпина нон-фикшн, 2019
17. Феофан Затворник. Собрание писем. М., 2000. Т. 2. Вып. 5. С. 208
18. Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. 1910
19. Шмеман Александр, прот. Исторический путь православия. – Нью-Йорк, 1954